Человек среди людей - Яков Коломинский (1973)

Усвоенные в детстве эталоны должного способны играть роль табу, которое может искажать не только зрительные, но и слуховые восприятия. Исключительно яркий пример такой слуховой психологической блокады приводит Мариэтта Шагинян в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале «Новый мир»: «В гимназии Ржевской на каникулы осталась из пансионерок одна только я… Вдруг в наш дортуар шестиклассниц пришла восьмиклассница — нарядная, в выходном платье, длинной юбке, с дамским ридикюлем, в прическе, — она только что, раньше времени, вернулась из отпуска.

— Ты, Шагинян, брось читать, послушай, что я тебе расскажу. — Она уселась передо мной, вырвала у меня книгу. — Я была с очень интересными людьми, с мужчинами, понимаешь, — не с мальчишками, а с настоящими мужчинами…

Еще до того, как эта девушка начала рассказывать, у меня все вдруг сжалось внутри, как от прикосновения к лягушке. Нас учили вежливости. Она была старшая. Просто невозможно было ее выгнать. Некуда было убежать. И в мои уши стали проникать слова, непонятные по смыслу, но понятные сразу в чем-то одном: слушать их нельзя, не нужно, нехорошо (подчеркнуто мною. — Я. К.). Сперва я старалась миновать их слухом, удерживая лишь впечатление неразборчивости, бессмысленности… Она продолжала:

— Они не только показывали, они делали!

Эта фраза дошла до меня в какой-то страшной обнаженности, как край пропасти на ходу, когда вдруг оступаешься, видя, что сейчас свалишься; и тут я сделала вещь, неожиданную для себя, — я помолилась богу: „Господи, дай, чтоб я не слышала, господи, дай, чтоб я не слышала!“

Здравые люди могут говорить что хотят. Медики могут говорить о шоке, о самовнушении. (Так оно, по-видимому, и было. — Я. К.) Я знаю одно: то, что произошло дальше, святая правда. Я видела перед собой губы восьмиклассницы. Эти губы двигались, они двигались очень быстро, как при еде или жевании. Но звука из них не выходило. Губы двигались мертво и безмолвно. Я перестала слышать. С чувством невероятного облегчения, очищения, покоя дождалась я, покуда она ушла, как-то удивленно поглядев на меня напоследок, — и заснула сразу, в детской благодарности богу».

Подобные свидетельства дают пищу для размышлений еще над одним важным вопросом: действенность воспитания и — как его результат — устойчивость воспитанности. А отсюда секрет восприимчивости или невосприимчивости к дурным влияниям, секрет нравственного иммунитета.

Но это уже несколько иная проблема.

Мозговая атака

Когда люди обмениваются впечатлениями о своей производительности труда, о том, в каких условиях им лучше всего думается, работается, можно услышать самые различные суждения.

— Не умею работать, когда вокруг люди, — заявляет один.

— Да, творчество нуждается в одиночестве, — вторит ему другой.

— А мне безразлично, лишь бы компания была подходящая, — возражает третий.

Надо сказать, что эта проблема довольно давно заинтересовала ученых. В самом общем виде ответ на этот вопрос можно найти уже в «Капитале» Карла Маркса. «…При большинстве производительных работ уже самый общественный контакт вызывает соревнование и своеобразное возбуждение жизненной энергии… увеличивающее индивидуальную производительность отдельных лиц…»

В двадцатых годах нашего столетия были проведены первые специальные психологические опыты. Владимир Михайлович Бехтерев в России, В. Меде в Германии, Ф. Олпорт в США специально давали людям различного рода задания, которые надо было выполнять то в одиночку, то в группе, и измеряли таким образом ее влияние. Оказалось, что ответить на вопрос, как лучше работать, в одиночку или в группе, трудно. Здесь выявились и индивидуальные черты людей, их способности, их отношение друг к другу и т. д. Меде, например, нашел, что при коллективной работе выигрывают слабые члены группы, а сильные проигрывают.