Да победит разум - Эрих Фромм (2021)

Именно в этом смысле Маркс и Энгельс употребляли термин «революция», и именно в этом смысле, как казалось Ленину, он начинал свою революцию. Он был убежден, что авангард выражал интересы и волю подавляющего большинства населения, даже несмотря на то, что система, которую он создал, перестала быть выражением народной воли. Однако «победы» коммунизма в Польше, Венгрии и других странах Восточной Европы, не были «революциями»; они явились результатом русского вторжения. Ни Сталин, ни Хрущев не являются революционерами, они – лидеры консервативной, бюрократической системы, само существование которой зиждется на непререкаемом уважении к власти.

Наивно не замечать связь и сходство между авторитарно-иерархическим характером системы и тем фактом, что лидеры такой системы просто не могут быть «революционерами». Ни Дизраэли, ни Бисмарк не были революционерами, несмотря на то что произвели большие изменения в Европе и создали большие преимущества для своих стран; не был революционером и Наполеон, несмотря на то, что он использовал идеологию французской революции. И хотя Хрущев не является революционером, его вера в превосходство коммунизма вполне искренняя. Для него, как, вероятно, и для среднего русского, коммунизм и социализм не столько гуманистическая система, трансцендентная по отношению к капитализму, как для Маркса, но прежде всего экономическая система, более эффективная, чем западная. Эта система позволяет избегать экономических кризисов, безработицы и т. д., а значит, она более жизнеспособна, продуктивна и способна в отдаленной перспективе удовлетворить потребности массового механизированного общества. Именно поэтому русские коммунисты верят, будто мирное соревнование между двумя системами в конце концов приведет к принятию всем миром коммунистической системы. Концепция коммунистов – это концепция соперничества с капитализмом в сфере экономической эффективности. Мы опасаемся принять вызов Хрущева и соревноваться с его системой, мы предпочитаем верить, будто он хочет завоевать нас силой или за счет подрывной деятельности.

Возвращаясь к идеологически-ритуальной части советского катехизиса, хочу выделить еще несколько пунктов. В любой системе, которая подменяет реальность ритуальной идеологией, приверженность правильной идеологии становится доказательством лояльности. С тех пор как русские превратили свои идеи в ритуал, они просто вынуждены настаивать на «священности» или, как они сами это называют, на «правильности» своих идеологических формул, а с тех пор как власть Хрущева стала основываться на легитимности наследования обожествленных идолов Маркса и Ленина, они должны еще настаивать на нерушимой преемственности идеологии от Маркса до Хрущева. В результате мы имеем бесконечное повторение «правильной» формулы, а все новые идеи могут выражаться только легкими изменениями слов или смещением акцентов внутри рамок идеологии. Этот метод хорошо известен историкам религии. Изменения, приводившие к большим сдвигам, выражались небольшими поправками, не менявшими основную доктрину и едва заметными для непосвященных. Вот более специфический пример: официальная доктрина Римско-католической церкви, которая считает протестантизм ересью, так и не была формально отменена после ее принятия в XVI веке. Тем не менее никому не придет в голову утверждать, будто католическая церковь всерьез желает истребить или обратить в католическую веру всех протестантов. Отказавшись от своей позиции времен религиозных войн XVII столетия, католическая церковь приняла решение о сосуществовании, не меняя при этом своей официальной доктрины. Как мы видели во время недавно прошедшей президентской кампании, лишь немногие твердолобые боялись, что избрание католика в президенты является попыткой Ватикана подорвать Соединенные Штаты.