Завещание - Джон Гришэм (1999)

— Многие миссионеры ВОМП умирают в местах своего служения?

— Нет. Большинство возвращаются домой. Но у них есть родственники, которые могут их похоронить.

— У вас было бы полно родственников и друзей, если бы вы сейчас вернулись в Америку. Вы бы стали знаменитостью.

— Это еще одна причина, по которой мне следует оставаться здесь. Тут мой дом. А деньги мне не нужны.

— Не говорите глупостей.

— Это не глупость. Деньги для меня ничего не значат. Разве вы этого еще не поняли?

— Вы даже не знаете, сколько их.

— И спрашивать не хочу. Я делала сегодня свою работу, совершенно не думая о деньгах. Так будет и завтра, и послезавтра.

— Одиннадцать миллиардов — ни больше ни меньше.

— Вы думаете, это производит на меня впечатление?

— На меня произвело.

— Потому что вы поклоняетесь деньгам, Нейт. Вы принадлежите миру, где все измеряется деньгами. Это своего рода религия.

— Да, так и есть. Но и секс очень важен.

— Ну ладно, деньги и секс. Что еще?

— Слава. Каждый хочет быть знаменитым.

— Мир, достойный сожаления. Люди живут, словно в лихорадке. Они работают не разгибая спины, чтобы зарабатывать деньги, покупать вещи и производить впечатление на других. Человек ценится по тому, чем он владеет.

— Я тоже?

— А вы как думаете?

— Наверное.

— Тогда вы живете без Бога в сердце. Вы очень одиноки, Нейт, я это чувствую. Вы не знаете Бога.

Он состроил гримасу и хотел ответить что-то в свое оправдание, но правота ее слов обезоружила его. У него не было ни сил, ни оружия, ни твердой почвы под ногами, чтобы защищаться.

— Я верую в Бога, — ответил он искренно, но без уверенности.

— Это легко сказать, — так же мягко и медленно проговорила Рейчел. — Я не подвергаю ваши слова сомнению. Но одно дело слова, другое — жизнь. Вон тому хромому мальчику, стоящему под деревом, Лако, семнадцать лет, он мал ростом для своего возраста и очень часто болеет. Его мать сказала мне, что он родился недоношенным. Лако первым подхватывает любую болезнь. Сомневаюсь, что он доживет до тридцати. Но ему это не важно. Лако крестился несколько лет назад, и духом он чище всех нас. Он весь день говорит с Богом; вероятно, молится и сейчас. Он не знает тревог, не знает страхов. Если его что-то волнует, он обращается непосредственно к Богу, и тяготы отступают.

Нейт посмотрел туда, где под деревом в темноте молился Лако, но ничего не увидел.

Рейчел продолжала:

— На земле у этого маленького индейца нет ничего, свои сокровища он хранит на небесах. Он знает, что, когда наступит его час, он перейдет в вечность, где будет пребывать рядом с Творцом. Лако богат.

— А Трой?

— Сомневаюсь, что Трой верил в Бога даже в свой смертный час. А если так, значит, он теперь горит в аду.

— Вы не можете в это верить.

— Ад — вполне реальное место, Нейт. Читайте Библию. Сейчас Трой отдал бы все свои одиннадцать миллиардов за глоток холодной воды.

Нейт не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы вести теологический диспут, поэтому замолк. Рейчел не тревожила его. Время шло. В деревне заснул наконец последний младенец. Воцарились абсолютная темнота и тишина, ни звезд, ни луны на небе. Единственным источником света оставалось желтоватое пламя, колыхавшееся у их ног.

Рейчел очень легко прикоснулась к нему, трижды чуть похлопала по руке и сказала:

— Простите меня. Мне не следовало говорить, что вы одиноки. Откуда мне это знать?

— Ничего.

Она не отнимала пальцев от его руки, словно ей отчаянно хотелось касаться хоть чего-то.

— Вы ведь хороший человек, правда, Нейт?

— Нет, по существу, я нехороший человек. Делаю много дурного. Я слаб, невынослив и не хочу об этом говорить. Я сюда приехал не для того, чтобы искать Бога. Вас найти было гораздо труднее. Закон требует, чтобы я предъявил вам эти бумаги.

— Я не подписываю бумаг, и мне не нужны деньги.