Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

Девушка бросила на постель еще один испуганный взгляд и метнулась вниз по лестнице к платяному шкафу. Я удивленно посмотрела ей вслед. Мне ни за что не пришло бы в голову, что ее легко напугать, и неприятно было видеть, как ее запугала тетушка Гарриет. Наверное, она применяла те же методы, что и леди Эстер Стэнхоуп, которая держала возле кровати кнут и дубинку для рабов, а если те плохо служили ей, насильно кормила их всех, в том числе и доктора, сильным слабительным под названием «Черная жажда». Я перевела взгляд на «леди Гарриет». Она сидела, скорчившись, на постели, среди вороха шелков и одеял, как некий джинн из восточных сказок, и, по моему мнению, могла внушить скорее раздражение, чем страх. Но вдруг мой взгляд упал на стену над кроватью. В деревянную панель двумя рядами были вбиты гвозди, полускрытые бархатными занавесями. На одном ряду гвоздей, как на подставке, лежала палка, на другом – ружье. Я заморгала, не веря своим глазам. Должны же в середине двадцатого века быть какие-то границы тому, что может твориться даже в этих стенах… Да, мне нужно поскорее выбраться отсюда. Наверно, я устала сильнее, чем сама ощущаю. Или непривычная еда за ужином… Я собралась с мыслями, готовясь продолжать рассказ, но тут услышала, как тетушка Гарриет довольно милостивым тоном говорит:

– Совсем маленькую трубочку, милая. И с янтарным мундштуком.

Девушка, торопясь исполнить приказание, негнущимися пальцами выдвинула ящик комода и достала деревянную шкатулку, в которой, видимо, хранился табак и все курительные принадлежности. Она принесла шкатулку госпоже и приладила мундштук к трубке агрегата, который арабы называют наргиле, или кальян. Очутившись по дороге там, где тетушка Гарриет не могла ее видеть, Халида бросила на Джона Летмана вопросительный взгляд, и тот ответил ей довольно раздраженным кивком. Так вот в чем была причина ее беспокойства; девушка невольно оказалась в неловком положении служанки, которой один господин велит делать то, чего другой, как ей известно, не одобрит.

Летман шепнул мне на ухо:

– К сожалению, не могу предложить вам сигарету, она никому не позволяет курить здесь. А сама курит крепкий листовой табак. Воняет ужасно.

– Не беспокойтесь, я не хочу курить.

– Что вы там бормочете? – сердито спросила тетушка Гарриет, бросив на нас пронзительный взгляд. – Молодец, Халида, хорошо. – Затем тетушка обратилась ко мне: – Ну что ж, продолжай, потешь старушку. Что ты видела в Дамаске? Бродила, наверно, вокруг Главной мечети, как прочие вертопрахи.

– Именно как вертопрахи, тетя Гарриет.

– Ты что, девчонка, смеяться надо мной вздумала?

– Что вы, тетушка, просто слово уж больно колоритное. А кто они такие?

– Бог их знает. Наверно, теперь уже никто. Мир нынче не тот, что был раньше. – Она затянулась. – Понравился Дамаск?

– Так себе. Слишком мало было свободного времени. Но там случилось кое-что занятное. Я встретилась с Чарльзом.

– С Чарльзом? – Голос тетушки звучал сердито, и мне почудилось, что Халида с Джоном Летманом снова торопливо переглянулись. – Здесь? – вопрошала тетушка Гарриет. – Это что, семейный сговор? Какого черта мой племянник Чарльз делает в Дамаске?

– Но я говорю не о дяде Чазе, – поспешно объяснила я, – а о Чарльзе, моем кузене, том самом, кого называют моим близнецом. Он тоже приехал отдохнуть. Он хотел бы приехать повидать вас вместе со мной, но его задержали дела, и он прибудет в Ливан не раньше завтрашнего утра, так что, боюсь, я перешла ему дорогу. По правде говоря, это именно он посоветовал мне навестить вас. Ему не терпится приехать самому, и я, наверно, ни за что бы сама не отважилась вот так, без приглашения, заявиться в гости, если бы он меня не надоумил.

Наступило молчание. Тошнотворно булькал кальян, и тетушка близоруко взирала на меня сквозь клубы табачного дыма. Воздух в комнате стал еще более спертым, пахло чем-то едким, и у меня по коже волнами пробегал жар. Я с трудом выпрямилась на табуретке.