Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

— Вы полагаете, преступник преследует вас, пытается запугать?

— Да.

— Только вас одного?

— Похоже на то. Жена Барака тоже пострадала, но, думаю, лишь потому, что она через мужа имеет ко мне отношение. Он хочет, чтобы я отказался от расследования.

Томас Сеймур рассмеялся.

— Вы преувеличиваете собственную значимость. С чего ему вас бояться?

— Не знаю, — ответил я и повернулся к Харснету. — А с вами не случалось никаких неприятностей?

— Нет. Впрочем, поскольку я работаю в Уайтхолле, ему до меня сложнее добраться.

Кранмер устало провел ладонью по лицу.

— Что ж, нам не остается ничего иного, кроме как продолжать охоту. Завтра вновь повидайтесь с настоятелем Бенсоном и этим Локли. Где, кстати, он обитает?

— Возле Чартерхауса.

Сэр Томас нахмурился.

— Милорд, я уже говорил и хочу повторить еще раз: мне очень не нравится, что рядом с леди Кэтрин Парр живет человек, который может быть каким-то образом связан с этими убийствами.

— Она окружена слугами, — с усталой ноткой в голосе откликнулся его брат, — и не укладывается в схему, по которой он выбирает своих жертв. Она искренне верующая, набожная женщина.

— Ярингтон тоже не укладывался в эту схему, но сегодня это не помешало ему сгореть, подобно рождественской свечке.

— Милорд, — заговорил Харснет, — я считаю, что нам нужно немедленно осмотреть жилище преподобного Ярингтона. Церковный староста сообщил нам, что его дом находится всего через две улицы от церкви, и он жил там один, если не считать слуг. Я велел не сообщать им о том, что произошло.

Немного подумав, Кранмер кивнул.

— Очень хорошо. Мэтью, Грегори, отправляйтесь в дом бедного Ярингтона, поговорите со слугами, разузнайте как можно больше о том, как он жил. Возьмите с собой пару моих стражников, и если сочтете нужным задержать кого-то из слуг, хватайте и без особого шума волоките сюда. Мэтью, прежде чем вы уйдете, я хотел бы поговорить с вами наедине.

Остальные вышли, оставив меня один на один с архиепископом.

— Все это ужасно действует на вас, Мэтью?

Я почувствовал, как к глазам подступают слезы. Что ни говори, архиепископ умел играть на струнах человеческой души.

— Да, — ответил я.

— Потому что одной из жертв стал ваш близкий друг, а теперь убийца преследует вас и насмехается над вами?

— Да. А еще потому, что прежде я никогда не видел такой… такой жестокости.

— На меня это тоже давит. Мне пришлось повидать много, даже слишком много людей, убитых из-за политики. Но тут совсем другое. Я чувствую: этот человек наслаждается тем, что делает.

— Мне тоже так кажется.

— Разве можно творить подобные зверства и при этом думать, что выполняешь волю Господа?! — Кранмер уже почти кричал. — Разве это не богохульственная насмешка над верой, вдохновленная самим дьяволом? Грегори Харснет думает именно так.

— Не знаю, милорд. Я стараюсь не особенно задумываться над этим.

— Умереть в огне… Как это ужасно! Убеждая еретиков покаяться и отречься от своих богопротивных заблуждений, я пугал их костром: рассказывал, как от жара съеживается кожа, как плавится и скворчит в огне человеческий жир.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Я бы спас их, будь на то моя воля, но король всегда ратовал за самые строгие наказания. Раньше он преследовал католиков, но нынче все больше разворачивается к старым верованиям. Католицизм без Папы.

Архиепископ помолчал, а потом впился в меня взглядом и спросил:

— Скажите, вы сможете вынести тяготы, выпавшие на вашу долю в связи с расследованием убийств?

— Да, милорд, я поклялся отомстить за своего бедного друга и сдержу слово. Я найду в себе и мужество, и силы.

Кранмер устало улыбнулся.