Ведьмина зима - Кэтрин Арден (2019)

Бледные глаза смотрели на нее. Вася хотела, чтобы он отвернулся. Он видел, что за ее гордостью — она не хотела, чтобы он унес ее на седле — видел ее эмоции. Потрясение от падения Соловья было еще свежим в памяти. И не хотелось уезжать, торжествуя.

— Хорошо, — сказал он, удивил ее, спешившись.

— Не нужно, — сказала она. Две лошади закрывали их из толпы. — Ты же не собираешься уходить из деревни как пастух? Это ниже твоего достоинства.

— Я видел много смертей, — холодно ответил он. — Касался мертвых и отправлял их. Но я никак не запоминал их. Я могу пойти с тобой, потому что ты не можешь ехать рядом со мной на Соловье. Потому что он был храбрым и погиб.

Она не плакала по Соловью. Не успевала. Он снился ей, она просыпалась, крича ему бежать, ощущала тупую боль от его отсутствия. Но не плакала, лишь пролила пару слез, когда чуть не убила духа — гриба. Теперь она ощущала жжение слез. Морозко легонько коснулся пальцем первой, скатившейся к ее челюсти. Слеза замерзла от его прикосновения и упала.

Как — то поход по полночной деревне, пока лошади шагали рядом с ними, напомнил о гибели Соловья так, как не могли потрясения прошлых дней. Когда они миновали забор и ушли в зимний лес, Вася уткнулась лицом в гриву белой лошади и выплеснула все слезы, что копились в ней с той ночи в Москве.

Лошадь терпеливо стояла, дышала теплом на ее ладони, и Морозко тихо ждал, лишь потом коснулся прохладными пальцами ее шеи.

Ее слезы утихли, она покачала головой, вытерла нос и попыталась думать ясно.

— Нам нужно вернуться в Москву, — ее голос был хриплым.

— Как скажешь, — сказал он, все еще не радуясь этому. Но он и не возражал.

«Если мы отправимся в Москву, — неожиданно сказала белая лошадь, — то Васе стоит сесть мне на спину. Я могу донести обоих. Так будет быстрее».

Вася хотела отказаться, но заметила лицо Морозка.

— Она не даст тебе отказаться, — сказал он. — И она права. Ты только утомишь себя ходьбой. Ты должна думать о Москве. Если я буду нас вести, мы прибудем к зиме.

Деревня пропала из виду. Вася забралась на спину лошади, Морозко сел за ней. Белая кобылица была изящнее Соловья, но то, как она двигалась, напоминало… Стараясь не думать о гнедом коне, Вася посмотрела на ладонь Морозко, расслабленно лежащую на его колене, вспомнила его руки на своей коже, его жесткие и холодные волосы на ее груди.

Она поежилась и отогнала воспоминание. Они провели вместе часы в Полночи. Теперь им нужно было перехитрить умного и заклятого врага.

Но… ради отвлечения она заставила себя задать вопрос, ответа на который боялась.

— Чтобы сковать Медведя… я должна принести себя в жертву, как сделал мой отец?

Морозко не сказал сразу нет. Васе стало не по себе. Лошадь мягко шла по снегу, снежинки сыпались с неба. Вася не знала, вызвал ли он этот снегопад от беспокойства, или это было невольно, как биение сердца.

— Ты обещал не врать мне, — сказала Вася.

— И не буду, — сказал Морозко. — Это не просто обмен жизни на его оковы. Твоя жизнь не связана со свободой Медведя. Ты не просто… трофей в нашей войне.

Она ждала.

— Но я дал ему власть над собой, — сказал Морозко, — когда отдал свою свободу. Мы с братом теперь не будет равными в бою, — сухо сообщил он. — Лето — его время. Я не знаю, как связать его, кроме силы свободно отданной жизни или уловки…

Пожара вдруг сказала:

«А как насчет золотой штуки?» — кобылица подобралась близко и слушала их разговор.

Вася моргнула.

— Ты о чем?

Лошадь качнула головой.

«Золотая штука, созданная чародеем! Когда я ее носила, не могла летать. Приходилось его слушаться. Та штука сильная».

Вася и Морозко переглянулись.

— Золотая уздечка Кощея, — медленно сказала Вася. — Если она сковала ее, сможет сковать твоего брата?

— Возможно, — зимний король нахмурился.