Ведьмина зима - Кэтрин Арден (2019)

— Я рисую, — сказал он, крутя краску под светом. Его краски лежали перед ним как драгоценные камни — некоторые и делались из таких камней. В Лесной Земле он делал краски из коры, ягод и листьев. Теперь бояре в тревоге усыпали его лазуритом для синего и яшмой для красного. Они платили лучшим мастерам Москвы, чтобы те сделали рамки для его икон из серебра с жемчугом.

На улицах шептались о третьем появлении мертвых, он всю ночь прогонял одного, другого, а потом и третьего.

— Это выглядело не так просто, — сказал ему потом Медведь, когда Константин проснулся с криком от кошмара с мертвыми лицами. — Думаешь, если одолеть одного ребенка упыря, можно завоевать всю Москву, крестьян и бояр? Пей вино, божий человек, и не бойся тьмы. Разве я не сделал все, что обещал?

— Сделал, — жалобно сказал Константин, дрожа от холодного пота. Он стал епископом. Получил роскошь, соответствующую статусу. Люди Москвы поклонялись ему с диким пылом. Но это не помогало ему ночью, когда ему снились мертвые руки.

Теперь в скриптории Константин отвернулся от деревянной панели и увидел черта за ним. Его дыхание покинуло его. Он не мог привыкнуть к присутствию демона. Зверь знал его мысли, будил от кошмаров, шептал советы на ухо. Константин не освободится от него.

«Может, я и не хочу», — думал Константин в моменты прояснений в голове. Когда он смотрел на черта, его один глаз уверенно глядел в ответ.

Зверь видел его.

Константин ждал голоса Бога так долго, но он молчал.

Этот черт не переставал говорить.

Ничто не убирало кошмары Константина. Он пытался пить медовуху, чтобы крепче спалось, но от этого только болела голова. Константин в отчаянии попросил у монахов кисти и деревянные панели, масло, воду и краски, стал писать иконы. Когда он рисовал, его душа была только в глазах и руке, разум утихал.

— Я вижу, что ты рисуешь, — едко сказал Медведь. — В монастыре, один. Зачем? Ты же хотел земные радости, божий человек.

Константин провел рукой по рисунку на панели.

— У меня есть радости. А это? Разве не красиво? — его голос был полон иронии, икона была написана человеком без веры.

Медведь заглянул поверх плеча Константина.

— Странный рисунок, — сказал он, протянул толстый палец к картине.

Там был Святой Петр. Он был с темной бородой, диким глазами, ладони и ступни кровоточили, он слепо смотрел на небо, где ждали ангелы. Но глаза ангелов были плоскими, как мечи в их руках. На небесах его будто приветствовала армия у ворот. Петр не был спокоен. Его глаза видели, ладони взмахивали с эмоциями. Он был живым, каким дар Константина и голод, который священник не мог убрать из своей души, мог его сделать.

— Очень красиво, — сказал Медведь, обводя линии, не касаясь. Он был почти потрясен. — Как ты делаешь картину такой… живой? У тебя нет магии.

— Не знаю, — сказал Константин. — Мои руки двигаются сами. Что ты знаешь о красоте, чудище?

— Больше тебя, — сказал Медведь. — Я прожил и увидел куда больше. Я могу оживить мертвое, хоть это лишь насмешка над жизнью. Это… нечто другое.

В том глазе было удивление? Константин не был уверен.

Медведь повернулся к деревянной панели на стене.

— Ты все еще должен провести службу в соборе. Забыл об уговоре?

Константин отбросил кисть.

— А если нет? Бросишь меня? Заберешь мою душу? Будешь пытать?

— Нет, — Медведь легонько коснулся его руки. — Я пропаду, брошусь в огненную яму и оставлю тебя одного.

Константин замер. Один? Наедине с мыслями? Порой этот черт казался единственно настоящим в этом кошмарном жарком мире.

— Не оставляй меня, — сказал Константин хриплым шепотом.

Толстые пальцы гладили его лицо удивительно нежно. Большие голубые глаза смотрели в серый глаз, на лицо в шрамах. Медведь выдохнул ответ в ухо Константину: