Девушки из бумаги и огня - Наташа Нган (2019)

– Никто не увидит. Все спят, – кончиками пальцев она гладит меня по щеке. – Не волнуйся, здесь столько пара, сквозь него ничего не разглядишь. К тому же мы услышим, если кто-то войдет. – Она склоняет ко мне голову, я чувствую на лице ее легкое дыхание. – Я больше не вынесу, если ты не дашь мне к себе прикоснуться, Леи. Этой ночью… я ведь могла тебя потерять. Больше я такого не допущу.

Наши взгляды встречаются, ее руки гладят мои спутанные мокрые волосы. А потом в моем мире остается только она: ее присутствие, ближе, чем биение собственного сердца, невероятный блеск ее темных глаз, похожих на полное звезд ночное небо, простирающееся до горизонта.

Наши губы соприкасаются, и мы целуемся. На этот раз глубоко и медленно, яростно и страстно. Наши тела изгибаются под водой, прижимаясь друг к другу, я чувствую ее упругую грудь, прижавшуюся к моей груди. Я часто дышу, наполняясь восторгом от ее близости, от прикосновений ее рук к моим волосам, от касаний ее языка, танцующего вместе с моим. Каждый дюйм моего тела наполняется жизнью, ярким желанием и солнечным светом.

Она разрывает поцелуй и приникает губами к моей шее, и у меня вырывается невольный стон. Я стискиваю ее так сильно, что боюсь сломать – или сама сломаться. Ее сильное тело прижимает меня к стенке ванны, одна рука ласкает мои соски, а другая – и тут у меня вырывается блаженный стон – прикасается ко мне между ног. Мое дыхание становится резким и прерывистым. Касания ее пальцев нежны, но настойчивы, и то, что я чувствую, так похоже на огонь – жаркий и сокрушающий, разливающийся по всему телу волной золотого тепла…

Один из советов Зелле, как мне раскрыть собственную чувственность, заключался в том, чтобы я пыталась ласкать себя саму по ночам. Я попробовала – но у меня ничего не получилось, и в конце концов я оставила попытки, утомленная и смущенная. Но теперь я только изгибаюсь под прикосновениями Майны, все сильнее прижимаясь к ней. Ее пальцы двигаются быстрее, кровь в моих венах поет от наслаждения, которое все растет, и растет, и растет, и…

– Леи, – выдыхает она, слегка отстраняясь. – Я…

От входа слышатся шаги, и она резко умолкает.

Одним ловким движением Майна выпрыгивает из ванны и накидывает на себя банный халат – и в тот же миг сквозь облака пара вырисовывается фигура девушки.

Блю.

При виде нас она криво усмехается. Я догадываюсь, как мы можем выглядеть со стороны – я, задыхающаяся и разгоряченная, с мокрыми волосами, и Майна, с которой на пол капает вода, пояс халата кое-как поспешно завязан…

– О, похоже, я помешала? – мурлычет Блю. – Нарушила ваш покой?

– Нет, не помешала, я как раз ухожу, – спокойно отзывается Майна, избегая смотреть на меня.

Блю скептически поднимает брови.

– Так быстро? Ты же, кажется, еще не успела вымыть голову.

Я бросаю косой взгляд на Майну – и у меня перехватывает дыхание. И правда, ее волосы до сих пор почти сухие, испачканные золой, а теперь еще и страшно перепутаны, моими же пальцами. Равнодушно взглянув на Блю, она поводит плечом, словно не понимает ее намеков, и неторопливо выходит из банного двора. Но по усмешке Блю я ясно понимаю, что от ее глаз не укрылось мое смущение. И хотя она не может знать, что здесь произошло, у нее есть определенный простор для догадок.

Глава двадцать третья

На казнь не полагается надевать белое.

Траур – дань уважения почтенным покойникам, которые его заслужили. А преступники не попадают в эту категорию. Напротив, нас одевают в черное, чтобы выразить презрение и безразличие к их страданиям. От мысли, что они умрут, глядя на сплошное море черных одежд, меня мутит. Я вспоминаю слова Майны о родстве света и тьмы. В нашем королевстве верят в баланс мировых сил, в равновесие инь и ян. Разве к людям это не относится? Даже самый жестокий человек когда-то мог быть любимым, сам любить, проявлять заботу. Ужасно, что эти люди умрут, не почувствовав ни малейшей искры доброты.