Royals - Рейчел Хокинс (2016)

– Давай немного прогуляемся? – предлагает Майлз и снова подставляет мне локоть.

Я опираюсь на него, и мы уходим из толпы, направляясь к ограде вокруг ипподрома.

Облако ненадолго набегает на солнце, и свет меняется. Майлз ставит начищенный ботинок на нижнюю перекладину ограды.

– Не знаю, как сказать это и не показаться мажором, – наконец признается он, и я искоса гляжу на него.

– Намек понят, уже слишком поздно, – буркает Майлз, глядит на небо и говорит: – Простые люди любят твою сестру. Они говорят, что она практичная, добрая, умная…

– Это всё правда, – говорю я, положив на забор обе руки, в одной из которых бокал.

Майлз кивает.

– Да. Но эти люди, – он кивком указывает на бурлящую позади нас толпу, – предпочли бы видеть в качестве будущей королевы кого-нибудь из своей среды.

– А ты? – спрашиваю я и отхлебываю еще воды.

Майлз удивленно поворачивается ко мне. Когда он не смотрит на мир свысока, нетрудно вспомнить, что он довольно мил, во всяком случае эстетически привлекателен, со своими изящными скулами и красивыми глазами.

– Мне нравится Элли, – говорит он.

Это, конечно, не ответ, но я не настаиваю и вновь принимаюсь разглядывать ипподром.

– И как же ты угодил в число Королевских Мародеров? – интересуюсь я. – Честно говоря, ты на них совсем не похож.

– Это комплимент? – спрашивает Майлз, и я пожимаю плечами.

Сделав глубокий вдох, он тоже кладет руки на верхнюю перекладину:

– Мы с Себом познакомились в Грегорстоуне.

– Та жуткая школа для мальчиков, где-то на севере, где учился Алекс? Элли про нее упоминала. Подъем в шесть утра, холодный душ и овсянка?

Майлз слегка морщится и поднимает руку, чтобы пригладить волосы.

– Та самая. Шотландские принцы учатся там с начала девятнадцатого века. И, – добавляет он, стукнув мыском ботинка по нижней перекладине, – мальчики из семьи Монтгомери тоже.

Я поднимаю бровь, ожидая продолжения, и Майлз говорит:

– Мы такие же, как Шербет. Придворные. Титулы, большой дом – иногда два или три. Одни из нас богаты, другие на мели. Наши семьи на протяжении поколений были связаны с членами правящей династии. Отец Шербета чуть не женился на матери Алекса и Себа. Родители в конце концов отослали ее в Париж, чтобы разлучить их. Они надеялись, что она влюбится в кого-то более подходящего на роль принца-консорта. Так и произошло. Папа Шербета, пожалуй, так после этого и не оправился. Он очень надеялся получить корону.

Я морщу нос:

– То есть он больше переживал из-за того, что не стал принцем, чем из-за того, что не женился на любимой девушке?

Теперь очередь Майлза фыркать.

– Честно говоря, я не поручусь, что он ее любил. Любовь никогда не играла большой роли в королевских браках.

Воцаряется тишина, которую уж точно можно назвать неловкой. Майлз озадаченно хмурится, пока, очевидно, не вспоминает, с кем говорит.

– Сейчас, конечно, по-другому. Алекс по-настоящему влюблен в Элеонору, это все видят.

Майлз прав, поэтому я не думаю, что он просто пытается меня утешить, но все-таки это – еще одно напоминание, что мир, в который вступает Элли, сильно отличается от того, который нам знаком. Кем надо быть, чтобы позволить себе брак по любви лишь в двадцать первом веке?

Смущенно кашлянув, Майлз отходит от забора.

– Ну, – говорит он, – ты услышала то, что хотела?

– Далеко не всё, конечно, но это лучше, чем слушать про историю скачек, – отвечаю я, и вот опять – на секунду кажется, что Майлз вот-вот по-настоящему улыбнется.

Но он не улыбается – и кивком указывает на королевскую трибуну.

– Сейчас начнется. Нам пора.

Я знаю, что больше откладывать нельзя, поэтому тоже киваю, но на сей раз не беру его под руку, а просто шагаю следом. Всё время по пути к трибунам я чувствую на себе взгляды, но старательно делаю вид, что я Элли, которая плывет сквозь толпу, ни о чем не тревожась.