Узел - Оксана Сергеева (2020)

— Слушай меня! — обрывает мой скулеж. — Ты должна пойти и забрать свое. И не надо извиняться или объясняться. Не надо оправдываться. Забери свое, и все. Не надо доказывать свою инакость. Человек пытается доказать, что он «не такой», либо когда не уверен в своих словах и ему нужно убедить в этом себя… либо когда ему нужно убедить в этом остальных. Но в обоих случаях это просто смешно. Смысл, знаешь, в чем? В том, что твоя мать никогда не скажет: «Нет, я ошибалась, Настя хорошая». Она так не скажет никогда! Ты всегда будешь плохой. Хоть пешком, хоть на машине…

Глава 19

Судить просто, когда лично тебя это не касается…

Настя

Может быть, Леднёв прав. Может быть… Ему легко говорить, это же не его семья. Не его отец, не его мать, не его сестра. Они ему никто, и он не испытывает к ним ничего, кроме неприязни. Судить просто, когда лично тебя это не касается. Но мне, чтобы пойти и забрать свое, приходится делать над собой невероятное усилие. Этот шаг показывает, как далеко мы зашли. Все мы. Никто не хочет понимать другого, но каждый готов доказывать свою правоту.

Я вынуждена буквально переступать через себя, чтобы переступить порог собственного дома. Буря чувств раздирает меня. И обида, и разочарование, и надежда. Неужели ничего нельзя изменить? Никто не знает, как этот конфликт разъедает меня изнутри. Никому я не могу объяснить, что каждая стычка с родственниками убивает частичку меня. Потому что семья — не пустой звук. Семья — это то, с чем я росла. Семья — это то, где я росла.

Семья — то, что у меня внутри.

Моя семья меня убивает…

С огромной неохотой поворачиваю ключ в замке, стараясь делать это тихо. Полька трепалась, что они с матерью собираются уехать из города на выходных. Хоть бы дома никого не было. Я быстро соберу вещи и уйду. Но мои мечты и чаяния не оправдываются.

— Настя? Что ты здесь делаешь? Что ты хотела? — глупо звучат вопросы отца, лишь подчеркивая несуразность ситуации.

Я — в свой собственный дом пробирающаяся, будто воровка.

Отец — глядящий на меня, словно я здесь никто.

— Что? Или мне уже специальное разрешение нужно, чтобы в свою квартиру войти? Если так, то вам стоит поменять замки.

Поначалу я не распознаю странный взгляд, каким он окидывает меня. Пытаюсь пошутить, но мои задетые чувства, — потоптанная матерью гордость, уязвленное самолюбие, — как фильтр, просеивают только злость.

— Кто дома? — спрашиваю, слыша шум воды в ванной.

Отец медлит с ответом, топчась в прихожей. Когда дверь в ванную распахивается и из нее выплывает полуголая девица, стыдливо завернувшаяся в полотенце, все становится предельно ясным.

— Вот это да, — стою столбом, забыв снять второй ботинок. — Полагаю, нет нужды, спрашивать, кто это.

На минуту мой родитель скрывается в спальне и что-то рявкает своей девке. Я быстро скидываю обувь и бегу в комнату. Выгребаю кое-какие оставленные вещи, стягиваю с вешалки шубу. Утрамбовываю в сумки все, что собираюсь забрать.

Черт, не могу найти золото.

— Настя…

— Где золото? — Стараюсь не смотреть на отца.

— Давай кое-что проясним, — нервно говорит он, застыв в дверях.

— Где золото? Ты не знаешь? Часы, кольца, цепочка. Что вы мне подарили. Я раньше держала все в шкатулке, а сейчас не могу найти, — говорю так быстро, что не хватает дыхания. Не даю ему сказать ни слова, потому что не хочу слушать его нелепые оправдания, пусть перед матерью оправдывается.

— Мать в сейф убрала. — Он отправляется в кабинет за моими побрякушками, а я мысленно благодарю Ника за то, что так долго не хотел выпускать меня сегодня из постели. Немногим раньше я стала бы свидетельницей отцовской измены.

От этой мысли мне хочется плеваться. Меня откровенно тошнит от этой пошлости. Нет, не от обиды за мать — от грязи и лицемерия, в которых утонуло мое семейство.