Узел - Оксана Сергеева (2020)

Не знаю, сколько точно проходит времени и кто отрывает меня от Никиты: Тося или врачи. Тело будто парализовано. Даже в больнице не отпускает. Мне страшно. Так страшно, как еще никогда в жизни не было. Сижу и боюсь шевелиться. Смотрю в одну точку и боюсь думать, что мой Леднёв не выберется из этой передряги. Выберется. Сможет. Должен.

С ужасом жду появления его родителей. Что-то же надо говорить, объяснять. Чем больше размышляю, тем больше подспудное чувство вины облекается во вполне сознательное.

— Как это случилось? — спрашивает Валерий Николаевич, сразу подойдя ко мне.

— Не знаю, — поднимаю на него бессмысленный взгляд. — Я была дома. Никита пришел… мы вызвали скорую.

— Точно не знаешь? Хорошо подумай. — Голоса он не повышает, но лицо его багровеет, и я понимаю, что знаю.

Я точно знаю, кто виноват, что Никита в операционной, и мою охваченную холодным ужасом душу окатывает жаркая волна ярости.

— Ладно, потом еще поговорим.

Валерий Николаевич отходит от меня и садится рядом с женой. Ольга Ильинична сует в рот какую-то таблетку и запивает водой. Я так и не нахожу в себе сил подойти и поговорить с ней, она тоже пока не рвется со мной пообщаться. Мы настороженно держимся в стороне друг от друга. Лишь изредка я ловлю на себе враждебные взгляды отца Никиты.

Наконец нам сообщают, что операция прошла успешно, и жизнь Ника вне опасности. С ним будет все в порядке, скоро он начнет отходить от наркоза, а утром его переведут в обычную палату.

Я хватаю Тоську за руку и тащу к выходу:

— Пошли, нам тут нечего делать. К нему все равно сейчас не пустят.

Почти бегом мы покидаем госпиталь.

Ночи в августе уже не такие теплые. Дует злой ветер, и моросит мелкий дождь, но я не чувствую холода — внутри все горит. Подруга отдает мне ключи, я и сажусь за руль. Только сейчас в памяти всплывают забытые в шоковом состоянии подробности. Пока едем, вспоминаю, как забирали Леднёва, как я снимала с себя окровавленную одежду. Как Тося забрала у меня ключи от машины, не позволив вести в таком состоянии.

— Настя, а куда мы едем? — изумляется она, когда понимает, что рулим мы не домой.

— В гости.

Григорьева окидывает меня таким взглядом, будто сомневается в моем умственном здоровье.

— К Плесовских. До утра я не дотерплю. Не будь дурой. Или ты не поняла, что произошло? Вопрос на засыпку. Кому больше всех надо, чтобы Леднёв отправился на тот свет? И это не моя мама. При всей своей стервозности она вряд ли способна на такое зверство. Мама вопрос решает по-женски: убивает нас морально, а не физически.

— Неужели ты думаешь…

— Я не думаю — я знаю! А если ошибаюсь, то ничего страшного, Плесовских как-нибудь переживет мой поздний визит.

— Мне не нравится эта идея.

— А мне не нравится, что Никиту чуть не прирезали.

До самого дома Плесовских мы спорим. Тося пытается удержать меня от необдуманных действий, но я от своего отступать не собираюсь.

Глава 21

Мы гонимся за призрачной мечтой быть свободными от чужих предрассудков,

но в этой гонке мы неизбежно что-то теряем.

Настя

— Сиди здесь, — не прошу, а приказываю подруге, заглушая мотор. — Жди меня в машине. Если через пятнадцать минут я не вернусь, звони в милицию. И в скорую. И пожарным тоже звони.

Бью по кнопкам домофона, даже не сомневаясь, что Демьян впустит меня. Лишь бы дома был.

— Открой.

— Настя? Что случилось? — неподдельно удивляется он.

Ублюдок проклятый.

— Соскучилась.

Балетки скользят по мраморному полу. Чуть не падая, бегу к лифту и дрожу от нетерпения, пока он несет меня на восьмой этаж.

Демьян встречает меня в дверях, заспанный и помятый. Он ждет моих слов — объяснения, вопроса. Зачем-то же я пришла. Но у меня вдруг пропадает голос, легкие каменеют, глотку дерет так, будто я полночи глотала песок.