Чувство движения - Роджер Смит (2021)

Перед наукой остро стояла проблема – конкретизировать природу ментальной активности, не обращаясь к донаучному (как тогда считалось) языку «воли» или к «смутной идее о некой силе». Пилсбери резко раскритиковал персонификации активного сознания (ибо все они «укоренены в антропоморфных тенденциях человеческого разума») и в поисках объяснения феномена воли обратился факторам, фокусирующим внимание человека, то есть к социальным нормам и привычкам: «Воля – не вещь и не сила, а всего лишь удобный термин для обозначения того факта, что извечные и общие для всех социальные влияния направляют наше внимание, мысль и действие на то, что постоянно, а не на то, что преходяще» (Pillsbury, 1908, p. 165–164). Он дал новое описание ментальной активности, представив ее как общее свойство познания социальных акторов, а не как некую особую или обособленную физическую силу. Это, в свою очередь, повлекло за собой обсуждение познания с точки зрения его моторного характера – характера, обусловленного кинестезий. Такой поворот импонировал психологам, испытывавшим известный дискомфорт по поводу сомнительного научного статуса своей сферы деятельности из-за ее прежних ассоциаций с языком «психических сил». В этих обстоятельствах сама собой напрашивалась мысль о том, что более четкое понимание чувства активности как чувства кинестетического могло бы помочь психологии обрести научный статус. Еще до Пилсбери в самой, наверное, знаменитой книге о внимании Теодюль Рибо четко обозначил связь между вниманием и мышечным чувством. В компактной, написанной доступным языком «Психологии внимания» (1889), вскоре переведенной на английский, Рибо уверенно заявил, что без движения нет восприятия: одним из условий восприятия является изменяемость ощущений, а поскольку инструментом сменяющих друг друга ощущений служит движение, следовательно, чувство движения должно составлять постоянный фон сознания, не говоря уже о словесном выражении мыслей (Ribot, 1903)[166]. Сделав акцент на двигательной стороне всякого чувствования, Рибо переходит далее к описанию ощущений, связанных мускульной активностью – составной частью чувства усилия, хорошо знакомого всем на собственном опыте, который описывается выражением «направлять внимание» (ibid., p. 59–70)[167].

Таким образом, учение о кинестезии стало хорошим подспорьем для психологов, желавших переопределить психические способности (а именно мышление и волю) как термины, соотносимые с экспериментально подтвержденными денотатами (референтами). Если идеалистическая психология приписывала мышление и действие некой силе или способности души, то «новые психологи» приписывали мышление и действие процессам с сенсорно-моторными признаками. Кинестетическое содержание они относили к той активной модальности сознания, которой отводилось центральное место в идеалистической аргументации, например, Теодором Цигеном. В университетских лекциях, которые Циген читал параллельно с работой в немецких психиатрических клиниках, он выражает взгляды типичного представителя «классической» теории воли: «Произвольные акты есть автоматический результат возникающих в сознании образов конечной цели предстоящего акта, и возникают эти образы в процессе ассоциации» (Kimble, Perlmuter, 1970, p. 381; Ziehen, 1899, p. 69–75, 293–294). Иначе говоря, упомянутые образы связаны с инициацией движения и являются по сути кинестетическими образами «конечной цели акта», а не результатом некоего произвольного умопостроения. Кинестетические образы; ожившие воспоминания как прообразы предстоящего действия; карта или схема предполагаемого движения – ключевые понятия теории воли.