Как мы ориентируемся - Маура О’Коннор (2021)

У нас нет Розеттского камня, чтобы расшифровать инуксуит. Каждое сооружение уникально: его сложил человек, который искал подходящие камни, оценивал их форму и вес, а затем соединял, создавая сообщение. Для дешифровки этих сообщений мы должны проникнуть в мысли создателей инуксуит. Куда они шли? Чего хотели? Что пытались сказать с помощью камней? Тауки говорил, что сам он всецело верит в мудрость людей, которые их создали, даже если у него не сразу получается разгадать их намерение. Много раз он прокладывал более удобный маршрут, изучая расположение камней. Другие путешественники рассказывали мне, что вид инуксук успокаивает и вселяет уверенность, даже если инуксук не используется как указатель направления или помощник в охоте. Сооружение из камней сообщает, что здесь уже были люди, хотя бы и сотни лет назад. Один житель Икалуита рассказывал, как они шестнадцать дней ехали на собачьей упряжке из Икалуита в Пангниртунг по маршруту, на котором было почти четыре сотни инуксуит. Другие описывали, как во время снежной бури инуксуит сверхъестественным образом появлялись именно в тот момент, когда люди начинали опасаться, что заблудились.

Пока мы ехали на снегоходе, я время от времени указывала на груду камней и спрашивала Тауки: «Инуксук?» – «Нет, думаю, это просто камни», – вежливо отвечал он. Определить разницу между творением человеческого разума и работой сил природы – ветра, снега, физики, случайности и времени, которые создавали свои причудливые формы, например большой камень, балансировавший на маленьком, – оказалось труднее, чем я думала. Отличить простой инуксук от творения природы помогали попытки увидеть в ландшафте признаки человеческой изобретательности – едва заметные, рациональные, необычные.

Тауки не видел куропаток, но был полон решимости подстрелить пару-тройку, так что мы двигались все дальше на восток, от берега вглубь континента, вдоль долин, которые тянулись с севера на юг к заливу, и пристально всматривались в склоны холмов – не мелькнут ли там белые крылья. Дважды я вскрикивала: «Куропатка!» – но через секунду понимала, что видела огромные крылья полярной совы, которая тоже охотилась, планируя у самой земли. «Теперь понятно, почему мы не видим птиц», – разочарованно сказал Тауки. Меня охватило волнение. Я заметила пролетевшую перед нами пуночку и вспомнила рассказ Гарольда Гатти – о том, как полярный исследователь восхищался своими спутниками, которые во время путешествия по Гренландии нашли в густом тумане дорогу домой, узнав песню самца пуночки.

Ближе к вечеру мы остановились в долине, чтобы перекусить. Снег здесь уже начал таять, и по тундре бежали ручейки свежей воды. Мы устроились на мягкой подстилке из кустиков водяники, сорвали несколько пурпурных ягодок, пропитанных влагой. Неподалеку находился старый круг от шатра: камни, оставленные предыдущими поколениями иннуитов. Мы разговорились о Тауки. Он был в главной группе охотников Икалуита, для которых охота не просто развлечение в выходные дни, а средство к существованию, образ жизни и ежедневное соприкосновение с традициями иннуитов. Но сегодня трудно зарабатывать на жизнь охотой. Добытые животные традиционно рассматривались как дар, который получает охотник в зависимости от своего умения и упорства. Мясо является собственностью общины, а не отдельного человека, и зачастую охотники содержат стариков и родственников, бесплатно раздавая свежее тюленье мясо и рыбу. Делясь мясом, а не продавая его, охотники вынуждены жить на пособие или устраиваться на работу, сокращая время охоты; в результате нехватка традиционных продуктов в Нунавуте называлась одной из причин постоянной продовольственной нестабильности региона.