Атомка - Франк Тилье (2014)

Пациент в смирительной рубашке сидел на кровати и смотрел закрепленный на довольно большой высоте телевизор. Четыре стены вокруг кровати с закругленными, чтобы не поранился, краями и маленький экран, только и связывавший его с внешним миром, — вот и вся вселенная Жозефа Ортевиля. Мрачная, по-спартански обставленная комната, овальное окошко из плексигласа, выходящее на бесконечные ряды елей… Ага, вот еще учебник шахматной игры, стопка бумаги и карандаш — на тумбочке… Двадцать пять лет заключения в этой сумрачной могиле. Даже если бы взяли его сюда абсолютно нормальным, здесь он точно сошел бы с ума…

Психиатр спрятал тетрадку за спину и подошел к больному. Люси и Шарко, чувствуя себя не слишком уверенно, остались у входа в палату.

— Тебе скоро играть, Жозеф. Если я правильно понимаю, ты намерен взять на этот раз верх над Ромуальдом, да?

Пациент смотрел не моргая. А есть ли у него веки, подумал Шарко. Тут по лицу Жозефа промелькнуло нечто вроде улыбки, и он потерся подбородком о плечо, обтянутое смирительной рубашкой.

— Сейчас мы ее снимем, Жозеф. Только до этого я хочу представить тебе наших гостей, они — родственники Филиппа Агонла. Помнишь Филиппа?

Толстая нижняя губа больного — такая непомерно толстая, будто в нее ввели сто граммов силикона, который оттягивал ее, — начала дрожать. Жозеф явно соглашался. Испуская странные, напоминавшие хрюканье звуки, он несколько раз указал подбородком на чистые листы бумаги. Он был низкорослый, тщедушный и выглядел не более опасным, чем какой-нибудь древний старик.

— Отлично, — сказал Юсьер. — Ты не станешь сдирать с себя кожу?

Жозеф замотал головой.

— Уверен? Что ж…

Психиатр выключил телевизор и нажал кнопку вызова. Тут же явился мужчина лет сорока — лысый, огромный как гора, с неприветливым лицом. Медбрат. По приказу врача он снял с пациента смирительную рубашку — под ней оказалась синяя пижама — и встал в углу, скрестив на груди руки, готовый, если понадобится, немедленно вмешаться.

Пациент осторожно потрогал лицо, прижимая ладони к щекам, потом схватил карандаш, склонился над бумагой и принялся лихорадочно писать. Пальцы его дрожали, было заметно, что Жозеф сильно возбужден. Дописав, он протянул листок полицейским. Доктор перехватил бумагу и произнес медленно:

— У Филиппа все хорошо. Это он попросил своих двоюродных сестру и брата навестить тебя. Он никогда не говорил тебе о своих кузенах и кузинах?

Жозеф взглянул на Люси и Шарко, покачал головой, хрюкнул на этот раз вроде бы удовлетворенно, вытер уголки губ платком и снова склонился к бумаге. Но стоило Юсьеру потянуться за посланием, резко вскочил и направился к Шарко. Не тут-то было: медбрат, не спускавший с больного глаз, мгновенно перегородил ему дорогу, и выражение лица у него было очень серьезным.

— Ты же знаешь, Жозеф, что нельзя. Ну-ка, возвращайся на кровать.

В ответ на движение сумасшедшего Шарко инстинктивно прикрыл ладонью живот Люси, будто хотел защитить ее. Сердце его подпрыгнуло в груди. Он почувствовал дыхание больного, — дыхание, напоминавшее о вратах ада. Прожить больше четверти века здесь, взаперти, забытым всеми, с изуродованной физиономией… Разве можно сохранить в себе человека?

— Что он написал? — спросил в конце концов полицейский.

— Спрашивает вас, почему Филипп не приехал сам.

Психиатр повернулся лицом к пациенту:

— Филипп не смог приехать просто потому, что с ним произошел несчастный случай. Нет-нет, не волнуйся, он хорошо себя чувствует, вот только у него начались серьезные проблемы с памятью, он многое забыл, но тебя помнит, а также помнит, как вы играли в шахматы, как хорошо проводили время вместе…