Атомка - Франк Тилье (2014)

— Думаю, да. Тем или иным способом убийца — дьявол — разузнал о ее существовании и, желая сохранить все в тайне, без колебаний принес монахов в жертву. Какого рода записи могли побудить преступника к жестокому убийству людей, посвятивших свою жизнь Богу? Мне кажется, только такие, в которых ставились под сомнение некоторые церковные теории. Вы же знаете, что наука и религия никогда особо не дружили… — Юсьер помолчал и, сунув папку под мышку, предложил собеседникам вернуться наверх. — В любом случае я предполагаю, что Жозеф в конце концов рассказал Филиппу Агонла, где спрятал переписанные страницы.

— В библиотеке аббатства…

— Ну конечно. А ваша обгорелая фотография заставляет думать, что страницы эти были заперты в укрытии, до которого пламя, по идее, не должно было добраться… Но пожар оказался так силен, что Агонла, попав на руины аббатства, обнаружил там только пепел.

Люси сразу представила себе, как Филипп, едва выписавшись из больницы, поднимается в горы, к аббатству, находит там описанный братом Жозефом тайник… Она видела, словно наяву, колоссальное разочарование на лице Агонла, когда перед ним оказались всего лишь кучка серо-черной золы и обгоревшая фотография…

— Когда Филипп Агонла очутился на воле, в его распоряжении не было ничего, кроме вынесенной тайком из больницы тетради с вложенными в нее листками, где Жозеф по памяти записывал формулы из рукописи. По памяти, то есть формулы могли быть приблизительно точны, не безусловно… А полной копии не было, сгорела. — Люси взглянула на Шарко. — Вот тебе и объяснение всех его попыток, всех проб, — опираясь на записи в тетради, Агонла действовал практически ощупью… Использовал эти приблизительные формулы Жозефа, чтобы с оглядкой на них опытным путем — экспериментируя сначала на мышах, потом на женщинах — восстановить точные данные и проникнуть в тайну анабиоза.

— И мне кажется, в рукописи было полно других секретов, — откликнулся комиссар. — Жозеф, скорее всего, не успел скопировать ее целиком.

Они поднимались молча, слышалось только шарканье ног по бетонным ступеням.

Наверху, в своем кабинете, Юсьер сразу же принялся делать ксерокопии, однообразно жужжал аппарат, зеленоватый свет скользил по усталым, тревожным лицам. Люси заметила еще одно распятие — за шкафом, в первый раз она его не увидела. Психиатр чего-то сильно боялся. Она взглянула на семейную фотографию: жена доктора, двое его детей, трое внуков — и заговорила:

— Мне хотелось бы спросить еще вот о чем: этот дьявол, который поселился здесь, у вас в горах… Есть ли у вас хоть какие-то предположения насчет того, о ком может идти речь?

— Ни малейших. Нет… От этой истории с аббатством просто-таки бросает в дрожь. Кто-то истребил монахов, и одному только Господу известно, откуда этот «кто-то» явился и кто он такой.

— Вы долгие годы носите это в себе, история с Иностранцем преследует вас, но вы никогда не говорили о ней ни с кем, даже с жандармами, которые в свое время расследовали убийство монахов. И у вас нет ни малейшей гипотезы, ни единой версии, никакого следа, который мог бы нас вывести на верный путь?

— Нет. Ничего. К сожалению, ничего.

Психиатр повернулся к Люси и протянул ей стопку распечаток:

— Вот вам ксероксы истории болезни Жозефа, себе я оставляю копии тетради и вкладных листочков. Я все сказал и теперь должен вас оставить: время позднее, а у меня полным-полно дел.

Люси взяла ксерокопии:

— Хорошо, спасибо. Но у меня есть еще одна, последняя просьба.

— Слушаю, — вздохнул психиатр.

— Мне бы хотелось посмотреть на бумажку, которую вы смяли и положили в карман после того, как Жозеф на ней что-то написал.

Доктор побледнел:

— Я…

— Пожалуйста, — не сдавалась Люси.

Юсьер с досадой сунул руку в карман халата, вытащил оттуда скатанный из бумаги шарик, протянул — Люси разгладила листок и прочитала вслух: