Три цвета любви - Олег Юрьевич Рой (2020)

Когда придумывали, как назвать неожиданно, почти чудесным образом появившегося в доме щенка, Платон предложил — Джером. Укладывая близнецов спать, Леля читала им тогда «Трое в лодке, не считая собаки». Медленно, останавливаясь чуть ли не после каждой фразы — чтобы переждать взрывы хохота. Ульяна смеялась почему-то басом, Платон — звонко, заливисто. Леля и сама не могла удержаться, хохотала вместе с детьми. Почти до слез. И Ленька, если был дома, приходил, садился на пол, откинувшись на дверцу шкафа, вытянув длиннющие свои ноги. И тоже хохотал.

Почему «Джером» тогда не прижился, Леля уже не помнила. Да и вообще сразу забыла. И только сейчас… Пес, которым командовала коренастая девчонка в толстенных очках, конечно, был просто похож на Джоя. Просто похож. И нечего так вздрагивать. Нечего холодеть от глупейшего предчувствия. Какие предчувствия, бред один и расшатанные нервы! У кого угодно они будут расшатанные в подобной ситуации!

Но все же, все же, все же…

Очень много воды, твердила Леля, расхаживая по квартире. Трогала безделушки на резной полочке над диваном, подходила к окнам — там постепенно сгущались сумерки. Или ей просто хотелось, чтобы уже начало смеркаться? Она всегда любила минуты, лежащие между ясностью дня и глухотой ночи. Даже слово это казалось загадочным — сумерки. Легкие, прозрачные, потом все гуще, темнее. Словно воздух — это вода, и в нее постепенно, по чуть-чуть, по капельке, добавляют чернил.

Очень много воды. Фраза звучала как заклинание.

Эта Наташа не сказала ведь, что он мертвый! Не сказала! Да, Леля именно так — жив ли? — не спрашивала. Испугалась того, что прямой ответ убьет надежду окончательно. Но ведь, если бы нет, Наташа бы увидела и это тоже? И сказала бы? Ведь сказала же она, что Леля с ним скорее всего встретится. Пусть и предупредила насчет «совсем другой дороги к счастью», это пустяки, главное — сказала, что Леля его увидит.

Увидит, потому что Ленька — жив?! Или потому что она, Леля, тоже скоро умрет? Ведь сегодня, увидев у ворот черную машину и решив, что это та самая, с бандитами, Леля совсем не испугалась! Напротив, обрадовалась!

Должно быть, она просто убедила себя в том, что Ленька не умер. Потому что думать по-другому — невыносимо. А на самом деле ничего не получится, даже и не выдумывай. Не выдумывай.

Может, она, Леля, просто сходит с ума? Не было никакой собаки у подъезда — померещилась. И черной машины во дворе не было. И кукольного вида девицы. И гадалки, наверное, тоже… Может, и старухи, угрожавшей ей, вовсе не было? Вдруг у Лели уже тогда начались проблемы с головой? Сойти с ума, наверное, было бы хорошо… Или все равно легче не станет? Если бы знать…

Если бы можно было хоть с кем-то об этом поговорить!

* * *

Зайдя на свою страничку, Леля вдруг вспомнила, как Мика наставляла ее в самом начале, убеждая «не пускать в личную жизнь кретинов»: если поедешь с Ленькой куда-то, не вздумай снимки выкладывать, тем более — видео. От зависти могут, знаешь ли, и гадость устроить. Даже в реальной жизни. Если узнают. Что, увы, вполне возможно. Вы ж более-менее медийные персоны. Не звезды, но все-таки.

Тогда фраза «вы с Ленькой куда-нибудь поедете» звучала так обыденно… А сейчас…

Нет, в «личное» Леля, следуя Микиному совету, старалась не углубляться. Но страничку не забросила. Ведь записи вроде «вечером темнота становится всеобъемлющей, даже пальцы холодеть начинают» — это же не «личное», просто… зарисовки. Постила несколько раз старые снимки Джоя, но это оказалось слишком больно.

Заметки же о «настроении», наоборот — как больное место погладить, — помогали. И стихи, конечно. Их она — филолог все-таки — помнила множество. И подходящих к настроению среди них хватало.