Три цвета любви - Олег Юрьевич Рой (2020)

Это оказалось совершенно невыносимо. Леля вскакивала, бегала на кухню пить воду, возвращалась, пыталась снова заснуть — честно пыталась, включая счет прыгающих через изгородь слонов и всяческий аутотренинг. Мои пальцы теплые и тяжелые, мои веки… А! Какой тут, к лешему, аутотренинг, когда над ухом вовсю оттягивается дружный оркестр водопроводчиков с отбойными молотками? Слоны же, вместо того чтоб монотонно и умиротворяюще двигаться друг за другом, вставали в круг и трубили — с руладами и переливами. Да еще ушами хлопали! Традиционные же овцы прыгали через изгородь послушно, но топали так, что странно было: почему в Австралии не случаются землетрясения? Это же в Австралии сплошные овцы?

Увы, вторая спальня оказалась жизненно необходима.

Заниматься любовью, а после расползаться по разным постелям было как-то глупо. Наверное, потому любовью в последние годы они занимались только изредка. Почти никогда, если правда.

И вот теперь, с Аликом, все словно вернулось.

Они вообще были похожи. Так ужасно оставивший ее Ленька и этот чудом обретенный мальчик. Казалось бы, что между ними общего? Ничего. И все-таки сходство было не просто ощутимым — очень сильным. Точнее, Леля чувствовала себя похоже. Это пугало. Но и страх казался… сладким. С Аликом было совсем как с Леней — как когда-то с Леней. Только… горячее. Горячее, острее, пронзительнее.

* * *

— Приве-ет! — сладко пропел нарочито тоненький голосок.

Леля едва сдержала раздраженную гримасу. Нелли Гибальская полагала, что тоненький голосок превращает ее в девочку. Ну-ну. Ее фамилию шепотом, за спиной, произносили… гм… непечатно, в общем. С полным на то основанием. Нелькин муж, поднявшийся на мутной волне девяностых, а ныне — приличный бизнесмен, владелец нескольких автосервисов и еще чего-то такого же, автомобильного, — с женой, как многие, не развелся, но развлекаться предпочитал с молоденькими студенточками. Она отвечала ему примерно тем же: эскорт-мальчики возле нее менялись каждый месяц, а то и чаще. Непонятно было, почему супруг до сих пор не запер жену в четырех стенах, а то и вовсе не прибил.

Видеть ее здесь и сейчас было неприятно. Словно Леля — все-таки Алик, красивый, как тридцать восемь модельных юношей, вместе взятых, и вправду ей в сыновья годится — такая же, как эта вот… особа. И даже если — не. Беседовать с Нелькой… ох, это и беседой-то назвать язык не поворачивался. Светское щебетанье, столь же бессодержательное, сколь непременное — так же, как у птиц, собственно. Только, в отличие от птичьего, светский щебет щедро сдабривался высокомерно-снисходительным неодобрением всего подряд. Искренне наслаждаться чем-то — да как можно! Восхититься, как прекрасны дебютантки на «венском» балу (почему это мероприятие считалось именно «венским», Леля до сих пор понять не могла)? Восхититься, о да. Покачать снисходительно изощренной прической: ну… ничего так, приличненько, хотя у нас тут не Вена, конечно… Порадоваться гастролям Гранд-опера? Да боже мой, даже если музыка не трогает в тебе ни единой, самой тоненькой струночки — насладись хоть роскошным окружением, где ты вполне на месте. В смысле — вполне можешь себе это позволить (потому что билеты стоят, как домик в костромской деревне или даже как вся деревня). Но опять — полупрезрительно поджатые губки: когда мы были в Брюсселе, на премьере присутствовали члены королевской семьи!

Но при том, если какое-то место вдруг становилось модным — будь то ночной клуб или салон красоты, — туда следовало, разумеется, «пробиться». С той же снисходительной гримаской — недурственно, мол, — но пробиться непременно. Иначе все решат, что ты лох, нищеброд, отстал от жизни, и все такое.