Дом близнецов - Анатолий Королев (2016)

— Но что мне до памяти Всесильного, да будет Он благословен, если нет ни моей жизни, ни жизни матери и отца? И если тело разрушается, вещь обламывается, длительность делится на минуты, часы и века, то место не делится, не разрушается, не пустеет, оно создается сразу и навсегда. Когда творец создал мироздание, Он, по истине от Лурия, в акте цимцума сначала создал место для его размещения, одно для всех вещей. Каждой вещи отныне отведено ее место, и с исчезновением вещи место ее остается, как пустота в пещере, откуда вышел Лазарь. И эта пустота, и это место неуязвимы, потому что без них миру негде стать миром. И эта пустота, и это место, оно же время места или местовремя, и есть смерть — то, что порождает смыслы, а значит, и жизнь. То есть первым актом Творца было сотворение Смерти, которое становится местом и временем для существования жизни. Наоборот нельзя. Невозможно Господу было создать жизнь, а потом вложить в нее смерть. Потому что это была бы смерть миру, что, по меньшей мере, абсурдно. Нет, сначала была сотворена именно смерть и в ее родовую пустоту вложена жизнь, которая сделала смерть смертью, а жизнь жизнью.

Недаром первое описание главы Библии Берешит: земля же была безвидна и пуста и тьма над бездной. Взгляд Творца был принят местом творения, тьмой над бездной, которая и была до сотворения мира, то есть небытием, отсутствием содержания, но не смертью, потому что в ней еще ничего не умерло. Как только возникло вначале, так после него возникла первая смерть. Тьма, где умер взгляд Бога. То есть смерть — это не небытие, не отсутствие всего и вся, не тьма и бездна, а единство двух актов творения. Первый — Вначале. Второй — Пробел, ограда вокруг творения, контур смерти, который обвел то место, где поместилось вначале.

И как вначале не может умереть внутри творящей смерти, так и место твоего существования не может умереть после твоей телесной смерти, потому что место относится к геометрии, к плану, к проекции взгляда, к идее, где не сыплется песок, не трескаются камни, не каплет вода.

Или место было сразу создано для размещения всех вещей?

Да, место было создано для всех вещей, но с гибелью вещи места не становится меньше. Следовательно, после моей смерти место, которое занимала в царстве мест моя жизнь, остается незанятым, потому что иначе бы не было той божественной пустоты, которая контуром обводит мою жизнь. А как мы уже видели, без цезуры в моей жизни не было ни какого смысла, но это абсурдно. Раз она была создана вместе с местом пребывания, она наполняется смыслом.

Мы временно живы, но вечно смертны.

И в этой смертности есть присутствие нашей жизни через ее тотальное отсутствие. Смертность есть содержание кончины и существование нашей смерти, потому что смерть не дурной обрыв, не глупый хлопок мыльного пузыря, а состояние, на которое Творцом брошены не меньшие силы творения, чем на жизнь. Смерть должна твориться раз от разу в просторе просвета, потому что если смерть не творить, то она станет концом бытия.

Представить бесконечную жизнь так же абсурдно, как бесконечную смерть. И тому, и другому Творцом поставлены сроки. Наступает час, и рождается человек. Наступает час, и смерть кончается. И наступает через оживания смерти, вставания покойника с ложа, и выход на свет. Смерть просыпается подобно тому, как просыпается от сна человек. И эта смерть обнаруживает, что время смерти прошло и наступило время смерти жить. Но это не значит, что жив ты. Нет, это означает, что жива и продолжает длиться твоя смерть, у которой нет твоего прежнего тела, а есть только место для обитания смерти и пуповина к нему — вектор времени, идущего из будущее в прошлое через настоящее, потому что Бог творит из будущего.

И Творец сроком итога призывает смерть к рождению, он громко восклицает: «Лазарь! Иди вон!»

И смерть вынуждена оживать и существовать не в блаженстве отсутствия, а в муках присутствия. Смерть! Будь!