Никто не умрет - Шамиль Идиатуллин (2013)

Я с детства морковь не ел — сказал бы «всю жизнь», кабы не помнил снимок, на котором тертую морковку наворачиваю так, что пол-морды в апельсинку выкрашены. Мелкий был, дурной, башка не соображала, в апельсинку покрашенная тем более. А в осознанном возрасте мама меня до-олго пришибить собиралась за выбирание морковки с луком из разных блюд. Пару лет назад я смирился и начал, как ни странно, с лука. Но мир не любовь. А теперь я смотрел на пакет с грязной морковью и ноздри раздувал, как конь с наилучшей Дилькиной картинки. На нечищеные луковицы не реагировал — и то спасибо.

Я выдернул и взялся чистить морковку поздоровее. Она не чистилась, а стачивалась, как карандаш под скальпелем, — еще пара движений, и жрать нечего. Я бросил нож, пустил воду посильнее, промыл огрызок двумя движениями и схавал — тоже двумя движениями. И снова взвыл: челюсти и зубы болели, как после боя. Почему так? Вчера же малость наполучал, а заметил сегодня. Удобно, в принципе, ага.

Зато морковка оказалась вкусной, хоть и горчила. Я вымыл еще несколько штук, осторожно куснул, убедился, что грызло потихоньку отходит, взглянул на часы и заметался по квартире, упихивая учебники с тетрадками в сумку, морковку — в себя, а себя — в школьную одежду.

А däw äni позвонить, вспомнил я. Набрал, насчитал десять гудков, отключился, набрал еще раз, спохватился и побежал. Из школы эсэмэску отправлю. А вот записку сейчас оставить надо.

Ни ручки, ни бумаги не нашлось. Пришлось дербанить сумку и терять время на упихивание обратно всех вылезших потрохов. Морковины мешали зверски, но я их не выпускал. Еще мешал кот — он не выпускал меня. Сел перед дверью и растопырился.

— Ну ты-то куда? — пробубнил я. — Уйди, опаздываю.

Он поднял лапу.

— Драться будем? Давай вечером, а?

Кот смотрел на меня внимательно и не двигаясь. Я сглотнул морковную стружку и сказал очень убедительно:

— Я ненадолго. В школу сбегаю и обратно. Да не бойся ты, я про тебя больше не забуду. Хочешь, гулять попозже пойдем? А? Засиделся, я понимаю, ты же вольная птица. Шучу, не птица. Сейчас не могу, а вот вернусь и с собой тебя возьму, по-любому, вот честно. Договорились?

Кот моргнул и растопырился сильнее. Я мягко отодвинул его в сторону, так кот попытался обнять меня всеми лапами, даже шеей зацепился и зашипел, отчаянно так. Я осторожно стряхнул его и выскочил в коридор.

Там и пришлось рисовать записку. И опять время тратилось на ерунду абсолютную. Ручка упорно выводила вместо нормальных слов кривые палочки, потом метнулась к краю листа и попыталась прописи задом наперед закрутить. Передозировка морковного сока, решил я, зарычал, не переставая жевать, собрался и накидал несколько решительных слов печатными буквами. Написал и застыл. Врачи придут, прочитают и узнают, где я. Блин. Вот я очкун. Ну узнают — а то и так непонятно, где нормальный человек в первый учебный день должен быть. В школе, не в пивной же. Из школы они меня заберут, что ли?

В «скорую» загрузят и повезут до дурки? Конченый дебил, добровольно в школу пошел.

Я воткнул записку между дверью и косяком, метнулся к лифту и застучал по кнопке вызова. Почти опаздываю.