Камер-юнкер - Валерий Пылаев

– Подозреваю, жандармы отыскали в панцере обгоревшее тело с подходящими знаками отличия – и не стали разбираться. Видимо, кому-то не терпелось поскорее объявить меня мертвым.

Багратиону… нет, не только ему, конечно же. Но именно его светлости труп мятежного генерала, можно сказать, принес орден Андрея Первозванного – а заодно и проложил прямую дорожку к вожделенному чину канцлера. Власть, возросшее до небес влияние на дворянский совет, двор и саму государыню императрицу, возможность подмять под себя гвардию, расширенные полномочия тайной полиции… Любая из этих причин заставила бы поспешить, а у Багратиона их был целый ворох.

– Конечно же, они похоронили меня, – продолжил Куракин. – Но, как видите, слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены… Впрочем, куда больше я сейчас опасаюсь другого.

Генерал явно ожидал каких-то слов с моей стороны – но я демонстративно отмолчался, хоть и не терпелось поскорее услышать… все. Ответы на вопросы, которые мучили всех уже чуть ли не целый год – если не больше. Да еще и прямо из первых рук.

– Моим друзьям почему-то тоже очень хочется видеть меня мертвым… Точнее – тем, кого я когда-то считал друзьями. – Куракин мрачно усмехнулся. – Подозреваю, потому, что заговор потерпел крах, а я могу назвать слишком много имен и титулов. И даже более того – с удовольствием это сделаю.

– В обмен на помилование? – фыркнул я.

– Вы удивитесь, князь, но не всех и не всегда заботит исключительно сохранность собственной шкуры. Даже в наш прагматичный и расчетливый век еще вымерли патриоты. Те, для кого благо народа и безопасность государства – не пустой звук. – Куракин протяжно вздохнул. – На этом-то меня и взяли… Впрочем, как и многих других.

Я отмолчался – на этот раз, чтобы не сорваться. Генерал явно собирался по новой затянуть песню про обманутых и несчастных. Не то, чтобы я совсем ему не верил – но вслушиваться уж точно не желал.

– Все это началось три года назад… может, даже больше, не знаю. На меня вышли весной шестьдесят пятого. – Куракин снова зашагал по едва виднеющейся в темноте тропинке. На тот момент уже завербовали многих – из самых высших кругов, но нужен был тот, кто сможет возглавить армию. Лучше моей кандидатуры, похоже, не нашлось – да я и сам тогда оказался не против…

– Поднять вооруженный мятеж?

– Спасти государство, которому прослужил всю жизнь. – Куракин не обратил на издевку ровным счетом никакого внимания. – Меня смогли убедить, что война с германским Рейхом неизбежна. И что нет иного пути встретить врага во всеоружии, кроме как привести к власти достойных людей, реформировать армию, обеспечить…

– И это было так просто? – съязвил я. – Вы поверили, что кругом враги и предатели, и непременно нужно устроить государственный переворот? Что совет и ее величество лишены глаз и ушей – и не видят опасности?.. А вас ведь считали умным человеком!

– Может, и зря… В конце концов, я солдат, а не политик. – В голосе Куракина прорезалась горечь. – Германия уже десятки лет обладает самой развитой в Европе тяжелой промышленностью. Армия Рейха сильнее и французской, и британской, и уж тем более османской… возможно, даже вместе взятых. В тридцатых и сороковых годах юнкеров в училищах готовили воевать с вполне конкретным противником… Вас удивляет, что сегодня офицеры и даже простые солдаты продолжают верить в немецкую угрозу, князь? – Куракин замедлил шаг и повернулся в мою сторону. – Меня – нет.

– Допустим… – Меня отчаянно тянуло возразить, но нужных слов я так и не нашел. – И когда же господа офицеры смекнули, что кто-то собирается загребать жар их крепкими руками?

– Куда позже, чем стоило бы, – проворчал Куракин. – Но все-таки раньше, чем этого хотелось бы тем, кто все это затеял. Я поднял полки за две недели до назначенного дня.

– Почему?