Милое дитя - Роми Хаусманн (2021)

– Само собой, не одна, в сопровождении наших сотрудников. А в последнее время все чаще – с дедушкой. – Фрау Хамштедт рассеивает наваждение, словно прочла мои мысли. – Почему вы спрашиваете об этом, фрау Грасс?

Я храню молчание. Начинаю терзать бумажный платок у себя на коленях.

– Фрау Грасс?

Дедушка Ханны. Твой отец, Лена. Мужчина, оравший в моей палате.

– Фрау Грасс?

– А в одиночку? В том смысле, есть ли здесь что-то вроде свободного времени, когда пациенты могут выходить без присмотра?

– Как я уже сказала, фрау Грасс, это психиатрическая клиника. И в случае с большинством пациентов мы, конечно же, не рискнули бы отпускать их куда-либо без присмотра.

– Даже по территории клиники?

– Ни в коем случае, – убежденно отвечает фрау Хамштедт.

– А возможно такое, что кто-то мог выйти незамеченным?

Доктор Хамштедт, вздыхая, произносит с настойчивостью:

– Нет, фрау Грасс, это невозможно. Могу я узнать, о чем все же речь?

Я собиралась рассказать ей о письмах. Более того, они лежат в сумке, возле моего стула. Только теперь я не уверена, такая ли это разумная мысль. Что, если она отреагирует как Кирстен? Тебе не становится лучше. Тебе нужна помощь. Я вспоминаю палату, в которой можно легко снять дверную ручку. Ради вашей собственной безопасности, фрау Грасс. Я с трудом сглатываю, горло обложило. Едва ли кто-то еще сможет подписать заключение о принудительной госпитализации так же быстро, как фрау Хамштедт.

– Фрау Грасс?

– Да…

Мне вдруг представляется, до чего нелепо я выгляжу. Я даже не расчесала волосы, не говоря уже о том, чтобы сменить домашние штаны и грязную, пропахшую по́том кофту. Все в моем облике должно внушать опасение. Как по сигналу, на лоб мне падает сальный локон. Я торопливо смахиваю его.

– Послушайте, фрау Грасс. Обязанность хранить врачебную тайну касается в том числе и данного разговора, – произносит фрау Хамштедт, и меня обволакивает ее глубокий, мягкий голос, искренний взгляд. – Так что если вас что-то тяготит…

Ее молчаливый призыв повисает в воздухе, и я набираю воздуха в грудь.

– Кто-то прислал мне письма, – начинаю осторожно и слежу при этом за малейшими изменениями в выражении лица фрау Хамштедт. Наблюдаю, не смыкаются ли ее губы, не приподнимаются ли брови и не морщится ли нос. – Понимаю, это звучит довольно странно, но я задумалась, возможно ли, что эти письма от детей.

– Письма?

Я киваю.

– И что в них?

До сих пор я не заметила в ее чертах повода для тревоги. Так что наклоняюсь за сумкой и достаю оба конверта из бокового кармана.

– «Для Лены», – зачитывает фрау Хамштедт и затем: – «Скажи правду». Что это значит, фрау Грасс? И почему вы решили, что они от детей?

– Потому что они, должно быть, ненавидят меня после всего, что я причинила им. И у них есть основания ненавидеть меня. Особенно у Йонатана.

Теперь я все же замечаю некоторые изменения в чертах фрау Хамштедт. Ее брови резко ползут вверх. Но я распознаю́ в этом не сомнение в моих словах, а скорее искреннее удивление.

– У Йонатана?

Я осторожно киваю.

– Я жестоко разочаровала его.

– Не понимаю.

Я еще раз киваю, но на этот раз опускаю глаза.

– В день моего побега…

Ясмин

К тому времени я уже заучила жесткий распорядок в хижине, освоилась в безопасных границах и продолжала обживаться. В то утро, когда твой муж, отправляясь на работу, поцеловал меня на прощание, Лена, я даже не ощутила рвотных позывов. Но потом он сказал:

– Вечером принесу тест, – и просиял.