Клан - Килан Берк (2018)

Теперь, открыв дверь и медленно опустившись на ступеньки, в сырой и удушливой ночи, он чувствовал себя тенью былого, печальным итогом наполовину прожитой жизни. Кости скрипели и болезненно стреляли, когда он усаживался на дерево, вытянув ноги, закопавшись каблуками в пыль и разбросанный гравий дорожки. В одной руке он держал бутылку, которую разделил с Джеком Лоуэллом, – а он, подозревал доктор, уже наверняка мертв или одной ногой в могиле. В другой руке была их маленькая фотография с Эбби: на тридцать лет моложе и с радужными улыбками, еще не знавшие о страдании и смерти, без морщин на лицах, с глазами, не ослепленными болью и осознанием, что у человека нет власти, нет права решать, как повернется судьба, нет реального выбора. Все предначертано – и это не так сильно пугало бы человечество, если бы ему открыли секрет, если бы было дано видеть мучительные проблески уготованного будущего. Но таких провидений не существует, поэтому человек пробирается на ощупь в темноте, надеясь избежать пропастей, в которые на его глазах сорвалось много сотоварищей.

«Кольт» казался холодным и жестким куском железа у спины; его удерживал пояс на три размера больше, чем носила на фотографии более молодая и счастливая версия доктора. Эта забытая молодежь, полная любви и в восторге от надежд, которые они собирались воплотить вместе, одной семьей, во веки вечные, аминь, улыбалась ему, пытаясь убедить, что счастье существует, и в то же время мучая истиной, что Веллману оно больше не уготовано.

В отдалении эхом разнесся шум мотора, отскакивая от холмов и перелетая от сосны к сосне, как сплетня между старухами.

В нем свернулся страх, но он уже устал бороться с его течением и предпочел сосредоточиться на улыбках очаровательной парочки и их черно-белом мире, будто если пожелать всем сердцем, можно вернуться в то время, назад.

На горизонте показался свет фар – двойная луна на полотне ночи. Машина быстро приближалась.

Веллман поднес открытую бутылку виски к губам, набрал полный рот, подержал, чтобы смыть вкус желчи, и проглотил. Затем медленно поднялся и сделал шаг вперед. Он следил за дыханием, регулировал его, пытаясь успокоить нервы. Затем потянулся за спину и вытащил рубашку из-за пояса, позволив ей накрыть пистолет. В левой руке у него была фотография, с мокрой от пота рамкой. Дай мне сил, милая, подумал он, поднеся фотографию к губам и поцеловав пыльное стекло.

Затем опустил.

Дай мне сил.

* * *

Голова Люка напоминала пчелиный улей. Бессвязные мысли и параноидальные подозрения метались по черепу, как окуренные трутни, защищающие матку. Ладони промокли, пот выступил на лбу; не первый раз в жизни он проклинал свою необразованность. Седой Папа забрал детей из подобия школы в Элквуде, как только Мама слегла больная и получила новое имя, соответствующее новому постоянному обиталищу. В то время Люку было плевать, что он не вернется в низкие быстровозводимые ангары, где проходили уроки. Там слишком холодно зимой, слишком жарко летом, а другие дети относились к нему так, словно его забыл уехавший цирк. Однако с тех пор в его жизни были случаи и перемены, когда он жалел, что не продолжил учиться, хотя бы и дома, хотя бы и под руководством Папы. Но Папа, несмотря на хитрость, сам не был таким уж умным. Он мог тысячью разных способов поставить капкан на оленя, лису или человека, но если речь заходила о числах или географии, он только щерился, плевался и скандалил, чтобы скрыть собственное невежество.

Люк мечтал о мозгах, особенно сейчас, не сомневаясь, что так ему было бы легче разобраться в мыслях, привести их в какой-то порядок, чтобы последовательно ознакомиться, изучить и понять. Чтобы спланировать побег.