Путь Воина - Вероника Мелан (2016)

Многие ступени поросли мхом и потрескались. Некоторые лестничные «пролеты» почти целиком вросли в землю, и Лин казалось, что она шагает по обычной тропинке, сбегающей по склону. Через какое-то время лестница вновь делалась лестницей — древней, молчаливой и довольно крутой, и тогда Белинда присаживалась на одной из ступеней отдохнуть, отпивала из фляги воды и какое-то время созерцала живописные окрестности холма. Здесь, на этой стороне горы, росло множество цветов, и они одуряюще сильно пахли. Эти цветы пировали, праздновали жизнь во всех ее проявлениях, невзирая на приближающуюся осень. Они цвели под солнышком, вдыхали ветер и ничуть не уставали, ибо проводили жизнь на своем месте и не бегали вверх-вниз по лестнице.

Зачем спускаться вниз, а после подниматься вверх? Какой прок?

Мастер был прав: некоторые вопросы не имели ответов, и задавать их не стоило. Многие вещи в жизни не имели смысла, и, тем не менее, его имело все.

Еще полторы сотни шагов вниз; от усталости загудели перетруженные накануне икры; Лин уселась и принялась массировать показанные Ума-Тэ точки — на шее, запястьях, предплечьях, у коленной чашечки.

«Рим, наверное, балдела от собственной мести. Интересно, балдела ли она от наказания за нее?»

Флиртовали друг с другом, исполняя непрерывные стрекочущие песни, сверчки — гудели, звенели, водили хороводы. Их здесь никто не пугал.

После массажа делалось неизменно легче, и Белинда вдруг осознала, что ей хорошо. От того, что вокруг никого нет, от того, что меньше болит тело, оттого, что она делает что-то «неизвестное» — не такое, как раньше. Ей вдруг на редкость ясным показался момент сейчас — она идет вниз по лестнице — без цели, без смысла, идет, чтобы дойти. А вокруг бесконечно красивый пейзаж, первозданная тишина, остатки лета и странная щемящая свобода.

Все могло обернуться иначе. Они могли никогда не расстаться с Килли, и она по сей день смотрела бы плазму, в то время как на кухне кипели бы на плите кастрюли с вермишелью. Она вообще могла никогда не встретить его, до сих пор работая в закусочной и надираясь пивом по вечерам. Она могла бы сейчас ходить с длинными волосами, и не вниз с холма, а по горизонтальным тротуарам Пембертона. Могла бы.

А теперь она едва передвигает конечности, через каждые полчаса массирует точки на теле, о которых раньше не подозревала. У нее почти сошли синяки от побоев, у нее начал отрастать на голове ежик коротких и мягких волос.

И вновь стало понятно про «открытое сердце» Ума-Тэ. Ведь можно жить без обид, без воспоминаний и совершенно ничем не тяготиться. Если только впустить в голову тишину.

Она только сейчас поняла, что ее пресловутая «херня» вот уже какое-то время молчит.

Здорово.

Нет, она оживет. Бесспорно. Проснется, включится, начнет пилить, но как хорошо здесь, на этой лестнице, наедине с самой собой. Слишком синее небо, слишком белые облака, слишком яркий мир — почему она не видела его раньше? Зелень листвы, желтизну засохшей травы. Почему не дышала полной грудью?

Белинда только сейчас вспомнила, что в кармане лежат сигареты — усмехнулась, похлопала по пачке. Она покурит, когда спустится.

Наверное, идти вверх будет сложнее и дольше. Наверное, настроение будет не то, вот тогда и включится «подселенец» — включится и сразу же обсерит и Мастера, и местный уклад, и тот факт, что Белинда все еще здесь.

Но Лин вдруг неожиданно ясно поняла, почему она все еще здесь: над холмом ли, над монастырем, над этим ли местом, но здесь повсюду висела аура загадки и тайны. Будто второй мир — невидимый и прозрачный, напоенный неведомыми знаниями — приглашал смертных заглянуть в его недра и открыть для себя что-то невероятное. И ключ к нему — тишина.