Беглецы - Нил Шустерман (2012)

Слезы, капавшие на страницу, впитались, и в тех местах, где они падали, остались небольшие кратеры, но ни одна буква не смазалась. Коннор складывает письмо пополам и кладет в конверт, запечатывает и пишет адрес. Закончив, он несколько минут ждет, прислушиваясь к ощущениям, но буря утихла и уже не возродится. Убедившись в этом, он берет со стола колокольчик.

Не проходит и секунды, как появляется Соня. Она, должно быть, все это время ждала за прикрывающей дверной проем занавеской. Коннор думает, что она, возможно, слышала, как он всхлипывал, но Соня ничего об этом не говорит. Она берет письмо, взвешивает его на руке и одобрительно смотрит на Коннора, подняв брови.

— Я смотрю, ты нашел, что сказать, — замечает она.

Коннор пожимает плечами. Соня кладет конверт на стол лицевой частью вниз.

— Теперь напиши здесь дату, — предлагает она. — Но не сегодняшнее число. Поставь дату своего восемнадцатилетия.

Коннор больше не задает вопросов, просто делает то, что говорит ему Соня.

— Я сохраню это письмо для тебя, — говорит пожилая женщина. — Если в восемнадцать ты все еще будешь жив, придешь и заберешь его. Обещаешь?

Коннор кивает.

— Да, заберу. Обещаю.

Соня берет письмо и машет им, чтобы показать, насколько важно то, что она говорит.

— Оно будет храниться у меня до наступления дня, указанного на конверте — твоего восемнадцатого дня рожденья. Если ты не придешь за ним, значит, тебя поймали и отправили на разборку. В этом случае я отправлю его сама.

Соня протягивает конверт Коннору и направляется к старому чемодану, стоявшему на крышке люка. Отперев замок, она отбрасывает тяжелую крышку, и Коннор видит груду писем. Сотни, если не тысячи конвертов заполняют чемодан практически доверху.

— Клади сюда, — говорит Соня. — Здесь оно будет храниться, и никто его никогда не увидит. Если я умру прежде, чем ты вернешься, Ханна обещала взять чемодан себе.

Коннор пытается представить себе всех тех, кому помогла Соня. Судя по количеству писем, их было много, очень много. Он чувствует, как вулкан, который, казалось, совсем утих в душе, пробуждается снова. Коннору не хочется плакать, хочется сказать что-то доброе этой замечательной женщине.

— Вы делаете доброе дело.

Соня отмахивается от него, как от мухи:

— Думаешь, я святая? Нет. Я вот что тебе скажу: жизнь у меня была длинная, и зла я в ней сделала немало.

— Да, может быть, но это не важно. Можете треснуть меня этой палкой, но я все равно буду думать, что вы хорошая.

— Может, и так, а может, и нет. Если проживешь столько, сколько я, поймешь, что не бывает однозначно хороших или совсем плохих людей. Всю жизнь каждый из нас лавирует между светом и тьмой. Сейчас я на светлой стороне, и слава богу.

Коннор начинает спускаться, и старушка с огромным удовольствием напоследок шлепает его палкой по заднице. Но Коннор не сердится на нее, ему смешно.

Он не рассказывает Рисе, что ее ждет. Мальчику кажется, что, рассказав ей правду, он как будто лишит Рису части радости, ожидающей ее наверху. Пусть все останется между ней, Соней, бумагой и ручкой, как это было у него.

Уходя наверх, Риса оставляет ребенка на его попечение. Девочка спит, и Коннору кажется, что ничего более утешительного и приятного он в жизни не видел. В это время и в этом месте, держа на руках спящего ребенка, он чувствует, что, подобно Соне, сделал доброе дело, спас чью-то жизнь. Мальчик думает о том, что, если у его души есть форма, то она похожа на ребенка. На девочку, спящую у него на руках.

20. Риса

Когда люк открывается в следующий раз, Риса понимает: что-то в ее жизни снова меняется. Пришло время покидать безопасное убежище в подвале антикварного магазина.

Соня зовет ребят наверх, и Риса поднимается первой. Роланд хотел опередить ее, но Коннор преградил ему путь рукой, как шлагбаумом, и пропустил Рису вперед.