Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

Мареско любит сам с собой разговаривать, сам себе друг и советчик. Еще раз все проверяет, и готово! Жребий брошен! Птичка поймана, клетка захлопнулась. Теперь он сидит в кресле, изможденный, как после сильного напряжения. Начало положено, далее следует отнести нож в банк и поместить его в сейф. От одной мысли, что придется расстаться с ножом, — сердце разрывается. Конечно, взамен у него останутся три снимка (а сейчас они там, в чреве — три маленьких уродца), потом он их разместит в своем музее. Но это не одно и то же. При виде материального ножа его вновь и вновь охватывали сильнейшие чувства, как будто заново он хватал его, несся сквозь толпу. Боже, что он наделал, украл, — все существо его наполняется ужасом и… торжеством! Фотографии не могут разделить с ним подобное потрясение. Тогда с кем? Кого удостоить чести показать его Музей — Вызов Человечеству, музей — провокацию? С какой любовью он подбирал экспонаты! Нож — самый загадочный из них, его одолевает жгучее желание, чтобы следствие не продвигалось так быстро, чтобы осталось время, в некотором смысле, оглянуться назад. Делает маленькую приписку, приклеивает внизу снимка: Нац. Нар. Банк, № 014. Таким образом, нож зарегистрирован, и смысл приписки понятен только ему. Осторожненько завернем ножик в бумагу так, чтобы отпечатки и бумага соприкасались как можно меньше. Три снимка развесил рядышком на специальной полке — при входе в музей они сразу бросаются в глаза. Посетитель не преминет спросить: «Что за фотографии?» Являясь единственным посетителем, он сам себе и будет задавать этот вопрос. О Боже! Чем скромнее наши запросы, тем полнее и чище радости жизни! Наконец Мареско решает выпить чашечку кофе в Нувель-Галери.

Народу больше, чем обычно. Преступление сделало свое дело! По дороге Мареско купил «Ле Котидьен». Бегло прочитал. Полиция, кажется, напала на след. Газеты всегда так пишут. Выбирает местечко в стороне. Музыка вполне приемлемая, несмотря на монотонное барабанное сопровождение. По залу витает запах хлорки, как на рыбном привозе. В общем, терпимо. Мареско немного не по себе. Постепенно он как бы раздваивается. Если бы он прислушался к внутреннему голосу, то тотчас заплатил за кофе, отправился на охоту, ко всему приглядываясь, руки начеку. Вовремя себя одергивает. Он сюда пришел почитать газету. Увы, ничего нового, появился подозреваемый. А, этот бортпроводник! Улик никаких! Удовольствие-то какое — быть одновременно причастным-непричастным к делу, виновным-невиновным. Он сам по себе, он — избранный. Он избран стать адвокатом, делать добро, защищая зло. Балансировать на грани добра и зла. Да, убийство превратило его в другого человека! Он больше не думает: это не мне принадлежит. Теперь он весь во власти желаемой вещи: я — твоя и по праву принадлежу тебе. Вот его возможная защитительная речь, если вдруг однажды его поймают с поличным. Но… пока рано говорить об этом. Все складывается удачно… Мареско идет тяжелой походкой. Мало спал, несмотря на принятое снотворное. Позвонил матери и сказал, что ему необходимо сделать кое-какие покупки. «С утра и уже б плохом настроении!» — отмечает она бесстрастным голосом, как судебный исполнитель, зачитывающий окончательный приговор. А как бы ему хотелось выплеснуть всю правду: «Да, я — украл, стибрил, свистнул, стянул. Я посылаю к черту условности, внимание, вежливость. Да, и несмотря на мою интеллигентность, я то, что ты называешь „опасный субъект“». Обвинения застревают у него в горле. Он где-то преступник, и осознание этого согревает его и делает походку более уверенной. Неправда, он не половинка-наполовинку, получестный, полусвободный. Он и сам не знает — кто? И не надо его учить! Он уже взрослый!