Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

Мареско отправляется в банк, чтобы поместить свою драгоценность в сейф. Все. Теперь нож — его заложник. А вдруг отпечатки принадлежат известному чиновнику, его можно и пошантажировать! Стоит только несчастному выслать фотографию и коротенькую приписочку: миллион за крокодила. Да почему же один миллион? Почему не десять? Поднимаясь по лестнице, Мареско не переставал сам себя ругать: он не отличается ничем, так похож на этих служащих, старательных, упорных, услужливых, — вон за окошечками мелькают их глупые лысины! Он старается выделиться, пока не очень получается! А если по-честному — так он самый обыкновенный клептоман, больной человек, подопытный кролик для психиатра. Не приведи Господи вновь с ним столкнуться! Так он опять за свое: «Поберегите себя!» Для Мареско — это худшее оскорбление!

Пьер останавливается. Да, кажется, нащупал, что его так мучает. Он поступил так сознательно, словно мелкий рантье, который запирается, чтобы припрятать свои денежки, или как вор, который прячет краденое. Да нет, он не вор! Мареско возвращается и говорит служащему: «Я кое-что забыл!» — и забирает нож с собой. Сердце бешено колотится. Ему и грустно и весело. Он счастлив, что вновь обрел свое сокровище, это вам не любовная записочка. Безумец, как он только мог подумать расстаться с этим тонюсеньким пакетиком. Вот он лежит мирненько в его нагрудном кармане. А грустно от того, что, будучи вещественной уликой, нельзя его выкупить. Даже если в Нувель-Галери ему удастся переговорить с директором и предложить сделку, он не посмеет спросить: «Я его выкуплю, назовите любую цену». Деньгами от воровства не откупишься! Итак, он — вор, и сколько веревочке не виться… Его радость и страдания неотделимы от риска. Как это прекрасно и печально! Орел или решка! Ну, иди, малыш! Он с ним на «ты», с крокодильчиком! Мареско осторожно кладет ножик. Он будет украшением его музея. Здесь твое настоящее место. Никто не посмеет отнять тебя у меня.

Мареско бредет по улице. К матери. Весеннее солнышко как бы заранее прощает все его слабости, а девушки необыкновенно хороши — праздник цвета и духов! Едва дверь захлопывается за ним, как из глубины комнаты раздается голос матери:

— Арестовали… только что сообщили по телику.

В ее-то возрасте где только успевает нахвататься всяких выражений!

— Так кто же?

— Любовница пилота «Эр-Франс».

М-да! Ну, комиссар дает. Больше выбора не было? Предпочитает ошибиться, но выиграть время. Пьеру не терпится:

— А поточнее?

— Они думают, что это его любовница.

— Но она же мертва!

— Да, верно. Но есть другая!

— Какая другая?

— Послушай, сначала успокойся! У него была еще любовница. Была до нее. Да отпусти же меня! Что за манера спрашивать! Меня нисколько не удивляет, что клиенты бегут от тебя!

Мареско тяжело опускается в кресло. Когда-то на нем восседал большой чин, тот, чей портрет висит над камином: в мантии, с орденом Почетного легиона, лицо бесстрастное, глаза голубые, суровые — сама справедливость!

— А, — наконец выдавливает он, — так убийца — отставная любовница!

— Да, но это только гипотеза! — возражает старая дама. — Между ними происходили бурные сцены. Некая Иоланда Рошель. Она в розыске… Вот пока все, что передали. Нужно посмотреть новости в 13.00. Может, появится новая информация.

— Отставная, — шепчет Мареско. — Ничего не понимаю. Такое убийство не могла совершить женщина. Ты хорошо расслышала: Иоланда Рошель?

— Да. Я хорошо запомнила потому, что Жюльен присылает мне устриц из Ла-Рошели. Не можешь ли ты пойти покурить в другом месте? Слышишь?

Но Мареско не слышит. Он застыл с сигаретой в зубах. Посасывает ее. Машинально сплевывает. Рошель! Где он мог слышать фамилию? Рошель! Быстро вскакивает.

— Полетт пришла?

— Изучает досье Валаберга.

— Ладно, пойду посмотрю.

Уже с порога слышит:

— Ты вернешься к обеду?