Дикие - Мира Вольная (2020)

- Поговорить… Ты знаешь старую легенду о том, как появился этот лес?

- Нет.

- Когда-то давно, когда мир только родился, здесь была равнина, почти пустыня. Холодная и безжалостная…

- Какое-то не радостное начало, - буркнула я.

- Тш-ш-ш, - закрыл Макклин мне рот рукой. – Не перебивай, а то спать отправлю.

- Молчу, - кивнула.

- Так вот… Холодная и безжалостная пустыня. Она простиралась отсюда на многие мили на запад и восток, до самого горизонта, и ничто живое не могло здесь выжить, - он говорил так размеренно, так убаюкивающе, его голос звучал тихо, ровно билось сердце. Макклин рассказывал и рассказывал, а я скатывалась в сон, пока глаза окончательно не закрылись.

Надо было кофе выпить просто…

Я открыла глаза в полной темноте. Меня разбудил какой-то шорох наверху. Дом казался странным и почему-то очень холодным, как будто долгое время здесь никого не было. Очень долгое время. Скрипели доски пола, и тянуло по ногам сквозняком, что-то скреблось о козырек на крыльце, протяжно и глухо, не как ветка дерева или что-то живое, по-другому, громче и настойчивее, будто просило впустить его внутрь. Ни луны, ни звезд. Ни фонарей на дорожке. Кругом темень. Оглядываться было бесполезно, но я все равно это сделала, смутно угадывались силуэты мебели, кажется в чехлах. Только на диване, на котором проснулась, чехлов не было. Во рту пересохло, замерзли кончики пальцев и нос.

Я медленно поднялась, сделала несколько шагов к лестнице. Почему-то была босиком, хотя точно помню, что засыпала в носках. Последний шаг сделать не решалась. А шаг очень надо было сделать. Жизненно необходимо. Я точно знала, что наверху кто-то есть, кто-то, кого мне надо увидеть. А еще на удивление был запах. Запах чего-то гнилого, яблока или сливы, немного сладковатый, чуть-чуть прогорклый, нездоровый запах, ненастоящий, словно кто-то специально оставил его здесь для меня. Я поставила ногу на первую ступеньку. Скрежет, шуршание, легкий звон и острая боль в голой ступне...

Стекло. Кто-то рассыпал на лестнице стекло.

…я застонала и тут же закрыла рот рукой, стиснула зубы, согнувшись пополам.

Нельзя, чтобы тот, кто наверху, услышал мой стон. Теперь я поняла, где я и зачем. Вспомнила, боль великолепно отрезвляет.

Пальцы в темноте нащупали осколок, впившийся в ногу. Глубоко. Я потянула, но крови было так много, что он выскользнул. Чертыхнулась про себя, снова нашла и снова дернула. И опять он выскользнул. Боль была жгучей, горячей, рану кусало, а проклятое стекло только глубже впивалось в ногу. Осколок был продолговатым с неровными краями, с зазубринами, которые царапали пальцы, длинный. Откуда-то пришла уверенность, что стекло не от картины, не от разбитой чашки, не от вазы. Оно бутылочное. Прозрачное. Толстое. Только почему же такое неровное?

Глубокий вдох. Медленный выдох. Чтобы голова перестала кружиться.

Давай же!

Я ухватилась за осколок под другим углом и наконец-то его достала. Боль прострелила до затылка, прошла насквозь, поднялась от стопы к лодыжке, вверх по ноге, через позвоночник, прямо в мозг. Пришлось снова зажимать рот рукой. Очень хотелось вскрикнуть. Обычная реакция любого живого существа на боль. Крик помогает снизить ее уровень. Что-то связанное с передачей болевых импульсов от источника к мозгу, вроде так...

Да, Хэнсон, очень полезная информация. Умничка.

Пришлось переждать несколько секунд, а может и минут, прежде чем сделать следующий осторожный шаг. На второй ступеньке тоже было стекло. Я отпихнула его в сторону и только после этого поставила ногу. Осколки оставили царапины, но не более.

И снова отпихнуть стекло и снова шагнуть.

Подъем занял несколько долгих минут.

Запах и скрежет стали сильнее, чуть более реальными, будто мой подъем прибавил им сил. Темнота резала глаза, сильнее начала кружиться голова, лоб покрылся испариной, одежда начала липнуть к телу. Это от потери крови. Рана глубже, чем я ожидала.