Дикие - Мира Вольная (2020)

Я пытаюсь теснее прижаться к Макклину, вступаю в игру. Лихорадочно, дико ищу его губы, впиваюсь в рот, царапаю и кусаю его до крови. И теперь он тоже ранен. Наша кровь смешивается, жалит, дергает, швыряет еще глубже в страсть и порок.

Руки Макклина нетерпеливо и лихорадочно пытаются избавить меня от одежды. Он отстраняется всего на миг, стаскивает майку, швыряет ее куда-то, а потом замирает надо мной. Его взгляд, темный, голодный, жесткий, по левому виску скатывается капелька пота, очень медленно.

Я ничего не соображаю, подаюсь волку на встречу и подхватываю эту каплю языком, Конард дергается, сжимает мои плечи, отстраняет от себя.

Нет. Зачем?

- Кристин… - хрипит он. Смысл слов потерян, забыт, ничтожен. – Крис, - мужчина ловит мой взгляд, - ты понимаешь, что делаешь? Что мы делаем?

Нет, не понимаю и не хочу понимать. Он нужен мне сейчас, мне надо, чтобы он закончил то, что начал. Мне почти больно от простого поцелуя.

И я снова тянусь к нему, провожу отросшими когтями по груди, ниже, к поясу джинсов. Но оборотень опять заставляет отстраниться.

- Кристин…

Я зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох, снова смотрю на волка.

- Ты трахнул меня пальцами у стены кухни «Берлоги», когда туда мог зайти кто угодно, когда в зале сидел Маркус. А теперь просишь меня остановиться? Не хватает публики? Или не нравится, что в этот раз не только я готова стонать?

Он улыбнулся, никак больше не отреагировав на мои слова, просто улыбнулся так, будто знал какой-то секрет, какую-то тайну. Коснулся моей щеки пальцем, провел линию к губам, очертил их контур, надавил на нижнюю.

- Я просто пытался играть в благородство, потому что у тебя, откровенно говоря, был дерьмовый день.

- Макклин…

- Не вини потом во всем меня, Крис, не говори, что ты этого не хотела, и не делай вид, что между нами ничего не произошло. Я просто тебе этого не позволю, - он говорил твердо, жестко и я верила каждому его чертовому слову. И каждое чертово слово ввинчивалось в мозг и… вызывало дрожь желания.

Я встала на колени, скидывая одеяло, завела руки за спину и вместо того, чтобы что-то говорить, расстегнула бюстгальтер. В эти игры могут играть двое. Я девственница, но это не значит, что мне ничего не известно о сексе и мужчинах.

Он сжал губы, смотрел так, будто уже мысленно трахал меня во всех возможных позах, оглаживая, скользя взглядом вдоль шеи, ключиц, к груди, по животу. А у меня сердце клокотало в горле, шумела в висках кровь, разнося по венам адреналин и желание, концентрируясь внизу. Я знала, что он чувствует мое желание, ощущает этот запах, мой запах.

- Дальше, - почти приказ с хрипом.

Мои пальцы замирают на резинке шорт лишь на миг, но этого короткого промедления достаточно, чтобы вырвать из груди оборотня рык. В его глазах я вижу его зверя. И он прекрасен, силен, требователен и бескомпромиссен.

Воздух с шумом врывается в мои легкие, царапает и почти обжигает. В комнате очень душно. А руки Макклина все так же напряжены.

Шорты и белье все-таки оказываются на полу, во рту сухо, напряжение достигло той точки, за которой либо в пропасть, либо взрыв. Я смотрю, как он смотрит на меня, за выражением его глаз, считываю эмоции в лице, малейшее движение. Конард делает глубокий вдох, прикрывает на миг глаза, еще крепче сжимает челюсти, зарождающийся рык в его груди, напряжено все тело, будто для броска.

Он поднимает руку, касается пальцами в тех местах, по которым только что скользил его взгляд: шея, ключицы, грудь, талия, живот, бедра. Проводит так, будто он скульптор и ему руками надо почувствовать форму, чтобы запомнить, чтобы воспроизвести ее.

- Я убью за возможность обладать тобой, Кристин Хэнсон, - произносит он, спускаясь рукой от бедра к колену. – Запомни это, – слова звучат предупреждением и клятвой одновременно. – Ты – наваждение, дурман, боль.