Порочные - Мира Вольная (2020)

Его удалось усадить на место при помощи тридцатки и фразы о том, что я за девушкой. Кажется, последнее обрадовало его куда больше, чем мятая банкнота.

— Ты внутри? — наконец-то раздалось в телефоне.

— А ты сомневалась?

— Ладно. Только помни, ты обещал ответить честно, — Бартон частит, фраза слилась в одно слово, без интонаций и пауз.

— Отвечу, — я уже на третьем этаже. Лифтом пользоваться опасался — связь могла и оборваться.

— Чтобы ты сделал, если бы они оказались правы?

Я не понял. Смысл вопроса ускользнул и растворился.

— Кто «они», зануда? И в чем именно правы?

— Ленни и Сара… Что если я и правда убийца, что если я и правда мучаю оборотней, издеваюсь над ними, провожу эксперименты и опыты? Что если это правда?

Я замер, сбросил вызов и все-таки направился к лифту. Дверцы кабины открылись через минуты три, а еще через три минуты я толкал тяжелую дверь на открытую смотровую площадку. Город отсюда был как на ладони, ветер пробирался под футболку, трепал волосы.

Эмили была на ногах, стояла ко мне спиной и всматривалась в огни, засунув руки в карманы. Она не услышала меня. Или сделала вид.

Я остановился меньше чем в шаге от волчицы, разглядывая напряженную фигуру.

— Значит, я не зря гоняю стражей по лесу.

Эмили вздрогнула и обернулась. Все-таки не заметила.

— Марк… — она выглядит растерянной и немного напуганной, взъерошенной и совершенно беззащитной. Эм явно не была готова услышать правду. Глаза блестят, расширен зрачок, брови сведены к переносице. От нее пахнет колой и летом.

— Я знаю, — я сделал шаг вперед, склонившись к Эмили, — что совет и его лаборатории не занимаются благотворительностью. Я понимаю, что за твою учебу тебе приходится с ними расплачиваться. Я подозреваю, что то, что происходит в центре, скорее всего грязно, гадко и жестко.

— Ты не… — попыталась что-то сказать Бартон, но я не дал, сжимая тонкие плечи.

— А еще, вопреки твоему мнению, я знаю тебя. Маленькую строгую девочку с косичками, как крысиные хвостики. Ты слишком правильная, Эмили Бартон.

— Это не значит, что я не убивала, — она смотрит мне в глаза с настолько откровенным вызовом, что этот вызов почти затмевает другое чувство. Эм напряжена, насторожена, готова врезать мне по морде, оттолкнуть, наорать.

— Не значит, — соглашаюсь. — Да и плевать.

И наклоняюсь, накрывая ее губы своими. Такие же напряженные губы, как и вся Эм сейчас. И… И все, черт возьми. Нет больше города внизу, нет звуков и запахов. Только ее вкус и вкус дурацкой, слишком сладкой колы. Тонкие косточки ребер сквозь рубашку, узкие лопатки, шея, которую можно обхватить сзади большим и указательным пальцами.

Я не хочу торопиться и быть грубым, но не могу. Сдерживаться очень сложно. Голод по ней, как охотничья луна, не оставляет ничего, кроме инстинктов и животной необходимости поймать жертву, насладиться ей, не сдерживаясь и ни на что не обращая внимания.

Эмили вздрагивает, с шумом втягивает в себя воздух, пробует отстраниться, но лишь упирается спиной в ограждение. Ее руки стискивают и натягивают мою футболку, я чувствую, как воротник впивается сзади в шею, оставляя след на коже.

Я поднимаю Эмили, вздергиваю на себя, заставляя обхватить ногами, разворачиваюсь и делаю несколько шагов к стене. Вжимаю, вдавливаю Бартон в кирпичную кладку, втискиваю в себя. Ее запах прошивает с ног до головы, вкус губ отключает последние попытки сдержаться. Клыки давят на десны.

Эм толкает меня в грудь, тянет за волосы, когти царапают кожу затылка — до дрожи приятно, — отрывая от себя. Ее дыхание частое, шумное, сбитое. Глаза сверкают злостью и похотью.

— Гори в аду, Маркус Джефферсон, — шипит она приглушенно, сдавленно.