Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

В первое Рождество после ее смерти отец еще не пришел в себя, и поэтому мы были не только без нее, но также и без него. Сначала у нас были оба родителя, и вдруг не осталось ни одного. Тогда прошли всего лишь два месяца, как умерла мама, и за все это время мы едва ли видели его. На самом деле мы едва виделись с ним на протяжении всего первого года после ее смерти. Он резко изменился за это время, почти до неузнаваемости. Прошло несколько лет, прежде чем он действительно начал приходить в себя, и пока, наконец, снова не стал относиться к нам, как и все отцы к своим семьям. Рискну предположить, что он был таким отстраненным все это время из-за чувства вины и стыда за случившееся, и это чувство вины он носит в себе до сих пор. Мы оставались в Чикаго еще достаточно долго: ради меня, чтобы я мог оправиться от пулевого ранения и ради мамы, чтобы похоронить ее, а потом тетя Эсме погрузила нас, трех мальчиков, в машину и повезла через всю страну в этот дом в Вашингтоне. Мы были такими юными, что действительно, черт возьми, ничего не понимали, мы все еще горевали и были сбиты с толку происходящим, не понимая, где же папа. Эсме осталась с нами на тот первый год, а отец появлялся, может быть, раз в месяц, но он был такой холодный и отчужденный, что, казалось, будто на самом деле его не было. Когда приезжал, он едва ли удостаивал меня взглядом, и тогда я решил, что это потому, что он считает меня виноватым… Черт, я и сам обвинял себя. Но после всех этих лет я понял, что это было вовсе не потому, что он считал, что я сделал что-то неправильно, а потому, что я был так чертовски похож на нее. Многим людям, которые действительно знали мою мать, тяжело было мириться с этим. Они говорили, что я настолько похож на нее, что это ошеломляет их; так что я мог себе представить, каким страшным адом было для отца находиться рядом со мной, когда он оплакивал ее. Наконец, в один прекрасный день, спустя несколько дней после первой годовщины со дня ее смерти, он появился и на этот раз остался. Эсме проторчала с нами еще несколько недель, я думаю, для того, чтобы убедиться, что отец не собирается встать посреди ночи и нахрен свалить от нас. К тому времени у нас уже была Нонна, так как он привез ее во время одного из своих визитов и практически подкинул ее нам перед тем, как снова уехать. В Чикаго у нас никогда не было рабов, так что для нас, детей, это оказалось чем-то вроде шока, но Эсме помогла ей освоиться, а нам – привыкнуть к ее присутствию. Она сказала нам всегда относиться к ней беспристрастно, и когда она убедилась, что папа был достаточно надежен, чтобы она могла уехать, тут же удрала обратно в Чикаго.

Думаю, что из-за отсутствия отца в тот год очень страдал Джаспер, потому что это было как раз то время, когда формировалась его личность. Он реально стал чертовски чувствительным и эмоциональным, каким не был никогда раньше. В детстве Джаспер был жестоким, буйным… тогда он был маленьким воином. Но смерть мамы очень сильно повлияла на него, он смягчился, и я знаю, что он чертовски боялся потерять также и отца. Я же был не очень расстроен его отсутствием, потому что и сам, черт возьми, тогда пропал. В том году я был как зомби, ни с кем не говорил и даже ничего не делал. Эсме с каждым днем все изобретательнее старалась заставить меня говорить или смеяться, предпринимала попытки заставить меня играть на пианино, но я просто сидел и смотрел в гребаную пустоту, полностью ее игнорируя. Я любил Эсме, но она не была моей матерью, поэтому я не хотел слушать ее глупые ослиные шутки или играть для нее на этом проклятом пианино. Моя мать умерла, и раз ее больше нет, то мне, мать вашу, было на все наплевать.