Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Эсме пыталась сделать то первое Рождество особенным, стараясь дать нам, мальчишкам, немного счастья в нашей мрачной жизни, но он превратился в абсолютную гребаную катастрофу. Джаспер сломался и плакал как проклятый младенец, а чертов Эммет впал в истерику и орал, потому что после того, как умерла мама и ушел отец, он стал раздраженным и злым, а я просто сидел сложа руки, игнорируя их всех и положив на все. Эсме плакала, потому что все мы стали очень испорченными, а она ничего не могла с этим поделать. Эсме хотела помочь нам, и исправить все это, но в тот день она поняла, что ей это не под силу.

Последующие Рождественские ужины проходили немного лучше. Отец был рядом и настаивал, чтобы мы ставили шоу и делали вид, что счастливы и довольны, потому что этого хотела бы мама. Да, он, черт возьми, использовал память о маме, чтобы манипулировать нами, а мы позволяли ему, потому что он так же, как и все мы, был сломлен.

В конце концов я начал приходить в себя, но уже не был прежним. Как только я снова заговорил, я стал доставать людей своей речью. Как только я вернулся к активной жизни, я стал причинять людям боль своими действиями. Я намеренно был мудаком, и уже никто ничего не мог сделать, чтобы изменить это… именно так я думал, пока Изабелла не вошла в мою жизнь.

Со временем мои братья выросли из того, чтобы радоваться Рождеству, и я думаю, что Элис и Розали заслуживают за это офигенского уважения. Они вернули искры в их жизни, стали светом посредине той темноты, заложниками которой были мы все. Я чувствую себя так дьявольски глупо из-за того, что не понимал ранее, что все они были влюблены – это должно было быть для меня ясно как день, поскольку я проводил с ними много времени, учитывая, что они были единственными, кто не обращал внимания на мои мудацкие замашки, и не принимали это дерьмо на свой счет. Но опять же, к тому моменту я успел забыть, что такое любовь, поэтому неудивительно, что я ее не заметил.

Эсме навещала нас почти каждый год, один или два раза притаскивала с собой своего мужа, но обычно приезжала одна. Она всегда приходила к отцу, потому что не хотела, чтобы он оставался один во время праздников, так как для него это на самом деле трудно. Я думаю, что это Эсме вытащила его из мрака. Она была старшей сестрой и не могла смириться с бессмысленными поступками своего младшенького брата – она не могла позволить ему совсем зачахнуть и погрузиться во мрак ночи.

Что же касается меня, то несмотря на то, что ради них я продолжал улыбаться и изображать из себя гребаную радость, я ненавидел Рождество. Рождество вынуждало меня задумываться о сахарном печенье и звоне колоколов, и проклятом Санта Клаусе и его оленях, а мне совсем даже не нравилось думать обо всей этой херне. Я не хотел думать, потому что это напоминало мне о моей матери, напоминало, что ее больше нет.

В этом году, однако… в этом году все было иначе. Но опять-таки, а что сейчас не было, черт возьми, совсем иначе?

До Рождества оставалось два дня, иными словами: канун Рождества – для тех, кто не может должным образом посчитать в гребаном календаре и выяснить это дерьмо. Если спросить Элис, то она, вероятно, называла это канун Рождества, что на самом деле было охеренно глупо, но лишь бы ей нравилось. Важно одно – оно уже приближается. Последние несколько дней я просто сидел и наблюдал, как Изабелла живет в предвкушении праздника: ее глаза сверкали, лицо светилось как у ребенок в чертовом магазине игрушек. По тому, как она себя вела, можно было подумать, что она нашла гребаный Святой Грааль или хапнула несколько миллионов в лотерею. Я никогда не видел такого энтузиазма по поводу всей этой Рождественской хрени… ну, со времен моей матери.