Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Я не знал, появились ли у Аро подозрения насчет Алека, но он, определенно, заинтересовался им. За пропажу доктора из Порт-Анжелеса я взялся отвечать сам, потому что Аро мог догадаться, что это наших рук дело, поскольку он был в курсе моих контактов с ним. Я сказал ему, что доктор начал задавать вопросы, что доставляло мне неудобства, так как тот слишком много знал – а это так и было – и пояснил, что принял тактическое решение об исключении его из уравнения. Это частично было правдой, и Аро, казалось, купился на это… по крайней мере, до тех пор, пока ему не позвонили по поводу инцидента в Финиксе.

Чарльз не был «вором в законе», а лишь одним из членов организации, и заменить его не составляло труда, но Аро не был в восторге от тех неудобств, что повлечет за собой необходимость искать новичка, который будет обеспечивать нас документами. На самом деле, никто в Borgata не любил Свона, так что никто и не горевал ни из-за него, ни из-за его жены, но сам факт, что Алек убил их обоих, привлек к нему нежелательное внимание. Во время инициации каждый из нас поклялся, что, если потребуется, мы без колебаний убьем любого члена наших семей, но тот факт, что Алек сделал это с такой легкостью и без угрызений совести, возвысил его положение в рамках организации. Алек предпочел залечь на дно, чтобы выйти из ситуации незамеченным. Он не нуждался во всеобщей благодарности за свои действия, но сейчас, из-за того, что сделал, он оказался в центре внимания. И Аро стал приглядываться к нему, что не доставляло Алеку особой радости.

Из-за своей роли в этом я чувствовал себя виноватым, но не мог ничего сказать или сделать, чтобы это изменить. Я был расстроен, что мать Изабеллы умерла, но и не был удивлен этим. В нашей жизни попытки защитить невиновных не проходят без определенных потерь, и они были неизбежны. Утрата принцессы мафии губительна, даже той, чья личность держится в секрете. В альтернативной вселенной с ней обращаются как с особой королевской крови, какой она и была, но мир, в котором живем мы, не был столь же добр к ней.

С ней жестоко обращались, принуждали к рабскому труду, унижали самым презренным образом, как никто и никогда не должен быть унижен. Я вспомнил, как Элизабет говорила мне, что хоть не все из нас живут, все мы умираем, и порой со смертью приходит освобождение. Смерть означает свободу, и не только для нее, для всех нас – свобода от того, что угнетало нас и отбрасывало на несколько шагов назад. Я презрительно усмехался, когда Элизабет упоминала подобные вещи, но сейчас понимал, что она имела в виду. Я знал, каково это – желать обрести покой, и осознавать, что не имеешь права, потому что у тебя есть незаконченные дела. А увидев Изабеллу, Рене поняла, что цель ее жизни достигнута. Она произвела ее на свет, воспитала и выпустила в мир, чтобы пройти свой собственный путь. Больше ее ничто не держало, и пришло время, наконец, обрести покой.

Я завидовал ей. Потому что не мог сбросить со своих плеч тяжесть этого мира.

Я вздохнул и, сжав переносицу, посмотрел на экран. Каждую ночь, когда я наблюдал за Изабеллой и видел, как глубоко она увязла в своем горе, мне хотелось подняться в библиотеку и поговорить с ней, но я так и не придумал, что сказать ей. Прежде всего, ей было не очень комфортно со мной, поэтому я считал, что был последним человеком, кого она желала бы видеть в качестве утешителя из-за гибели ее матери… но она нуждалась в утешении.