Красные камни - Владислав Савин (2019)

В ту ночь я так больше и не уснула. Юрий тоже, он просидел на кровати рядом со мной, мы тихо разговаривали, и мне очень хотелось… но было нельзя, поскольку мне перед испытанием предстоял еще и обряд причащения. Утром пришла Анна, и мы выбирали платья, делали прическу и макияж, за окном шел осенний дождь и ветер сгибал деревья. Я рассказала своей лучшей подруге о своем сне, а затем спросила, верно ли, что и она в той истории погибла, не дожив до конца войны, – и как она чувствует себя сейчас?

– Хорошо, ну а отчего бы иначе? – ответила она. – Люся, ты пойми, что после развилки все, что случилось там, здесь произойти не обязано. Там мы умерли – зато здесь живы. И надо, как классик написал, «жить и исполнять свои обязанности», делать то, что должно.

Мы подъехали к собору Непорочного Зачатия на трех одинаковых черных ЗИМах, в одном мы с Юрием, а также Анна и Валя, в двух других наша охрана. Всю дорогу я держала мужа за руку, боясь отпустить на миг, словно он тотчас же исчезнет, и я, проснувшись, окажусь в страшном мире моего сна. Первыми вышли ребята, нас оберегающие – Юрий сказал мне, тут все под контролем, даже снайпера бояться не надо, и никто не кинется на нас с гранатой, как тогда в Риме возле Дворца Правосудия. А еще собор был оцеплен милицией, хотя внутрь пускали не только тех, кто из римской делегации, но и еще каких-то мужчин и женщин, наверное, это и есть «массовка», из местной паствы. И у входа люди стоят – те, кому в храме места не хватило? Нет – вижу там и Юншена, и китаянок (издали узнаю по зонтам), еще кого-то из нашей Академии и «итальянской моды» – нас встречают. И санитарная машина неподалеку – это что, на случай, если заговорщикам все-таки удастся их подлый план?

– Обычная предосторожность, – ответил мой рыцарь, – массовое же мероприятие, а вдруг кому-то плохо станет? Лучше лишнее в запасе иметь, чем если нужного под рукой не окажется, это правило святое.

Солнца нет, серое небо в низких тучах, мелкий дождь сеет по лужам. И бешеный ветер от земли до неба, как в одном из кругов дантовского ада, готов нас с Анной унести – треплет и вздувает наши плащи, платья, вуаль на шляпках, словно паруса. Я упоминаю о ветреной стихии столь часто, потому что это самая агрессивная из всех – я уже не замечаю «страшных русских морозов», которыми меня когда-то пугали (достаточно одеться теплее), и не боюсь ленинградского дождя (даже люблю с зонтиком ходить), – но ветер приходится лишь терпеть, когда он дует, сбивает с ног, мешает идти и учиняет ужасный беспорядок с моим платьем и прической. Юрий, заметив мое затруднение, обхватил меня за талию, и я сразу поняла, отчего великий флорентиец увидел во втором круге именно ураган, терзающий страстных влюбленных – мои мысли стали о самом грешном и сладком, как этот божественный ветер лишит меня одежд прямо в объятиях любимого супруга (о чем Данте, описывая вечный ураган, стыдливо не упомянул), хочу испытать такое, ради полноты ощущений, пусть сейчас с меня плащ сорвет! Прости меня боже, но даже ад, если мы будем там вдвоем, для меня станет не наказанием, а райским блаженством. Впрочем, я о том узнаю лет через шестьдесят, раньше прерывать свой земной путь я не собираюсь.

– Люся, ты подол держи, – сказала Анна, с трудом удерживая зонт, которым закрывалась от бури, – твои гости смотрят! И нас фотографируют.