Красные камни - Владислав Савин (2019)

– А те, кто к вокзалу ходил? Там же из восьмерых пятеро даже не университетские. И тот же Горьковский – сержант ГБ, а не студент.

– Так к Сергею Степановичу многие ходят из народных дружин. Которые на заводах, по учреждениям и даже по жилтовариществам собирались, когда тут с бандеровцами была война. И сейчас еще на улицах за порядком следят. У молодежи во всем Львове это считается вроде как почетным – если ты в дружине, за тобой сила и закон.

– Люберы местного розлива, – произнес Валентин (этих слов Степан и Люба не поняли), – и вам, значит, было приказано сюда прийти и что найти?

– Марат сказал, Ганна клеветническое письмо написала, где нас всех грязью поливает, – ответил Степан, – и отдала актрисе, Смоленцевой, ну а та в Москве самому товарищу Сталину покажет. И чтобы наше честное имя не пострадало, надо было это письмо изъять незаметно. А чтобы саму Смоленцеву тронуть, да вы что?!

– Потому пистолет у тебя был в кармане, – заметила Лючия, – чтобы меня, как Ганну, если бы я вернулась вдруг и вас бы застала?

– Нет, вы что? Оружие – лишь для уверенности. Ну, и припугнуть…

– Меня, этим? – усмехнулась Лючия. – Мальчик, я вблизи видела и настоящих живых эсэсовцев, и бандеровцев, так все они трупами стали, а я с тобой разговариваю. И повезло тебе, что даже показать свой пистолетик ты не успел – или лежал бы сейчас, остывал, после бы твою кровь с ковра смывали.

– Для тебя оружие фетиш, а для меня – рабочий инструмент, – подтвердил Валентин. – Ты хоть когда-нибудь в человека стрелял? «Припугнуть» – а ты знаешь, что для таких, как мы, твой показанный ствол – это сигнал, что игра пошла насмерть и тебя надо убивать? А в иных случаях наличие оружия может твою жизнь резко осложнить – были бы вы сейчас подпольщиками, а мы гестаповцами, ждала бы вас пыточная, а после расстрел, девушке еще и изнасилование в особо изощренной форме и толпой. А не будь у тебя пистолета, могли бы дурака включить, что захотелось с девушкой уединиться культурно, виноваты, но только в этом. И липовая ксива ГБ из той же оперы – кстати, откуда она у тебя? Сам нарисовал?

– Марат дал, – ответил Степа, – припугнуть кого, спросить.

– Дяде Пете или тете Дусе показать, которые настоящих удостоверений МГБ не видели, – усмехнулся Валентин, – но брать с собой на дело, где светить ее, очень возможно, придется перед людьми знающими, это глупость несусветная, готовая улика. Даже не представляю, как бы вы против гестапо играли, или хотя бы даже против бандеровского СБ. Ни черта не умеете, а туда же… И что теперь с вами делать?

– По закону поступить, – сказала Лючия, – сами знали, на что шли.

– Ну зачем так? – ответила Анна Петровна. – Может, они еще не безнадежны. Юр, а ты как думаешь?

– Раз никакого вреда они причинить не успели, можем и отпустить, – сказал Смоленцев, – и даже отдать им то, за чем пришли. Жалко ведь глупых – если те, кто их послал, окажутся недовольны, найдут завтра еще два тела в лесополосе. Разумеется, при условии, что они запишут все, что рассказали. И на вопросы ответят.

– Я ничего писать не буду, – с отчаянной решимостью заявил Степа.

– Ну, тогда прости: если ты не с нами, то против нас, – ответил Смоленцев. – Вам Сергей Степанович ваш не говорил: «бойтесь равнодушных»? Некогда нам с вами философию разводить – и не мы к вам, а вы к нам без приглашения пожаловали, так что без обиды. Или ваша исповедь, или милицию вызываем. Да, во втором случае ваши как раз узнают после, что вы нам успели рассказать, и предателями вас считать будут. Сюда глянь.

Он поднялся, подошел и показал Степану и Любе предмет, который все время разговора держал в руках, похожий на портсигар или зажигалку. На плоской грани засветился экранчик, и Степа с Любой с изумлением увидели и услышали то, что было в этой комнате несколько минут назад. Телевизор – но цветной, с таким качеством изображения, а главное, могущий снимать, записывать и воспроизводить?!