Красные камни - Владислав Савин (2019)

– С радостью, Анна Петровна, – ответил тот, кого назвали Валентином. – Значит, так, граждане воры, влезли вы не к кому-то, а к самой Лючии Смоленцевой, которая в данный момент в кино снимается по государственному заказу – то есть она тут вроде как при исполнении, а не частное лицо, что уже есть обстоятельство отягощающее. Во-вторых, напомните мне, гражданка Потоцкая, как в УК определяется «бандитизм» – большая сплоченность, когда на дело вместе идут, наличие оружия хотя бы у одного и осведомленность о том прочих. Товарищ Сталин указал, что при коммунизме преступности быть не должно, а организованной особенно – и оттого суды сейчас весьма склонны лепить бандитизм в любом случае, когда злодеев больше одного и у кого-то даже паршивый ножичек в кармане обнаружен, ну а по этой статье положена минимум десятка со всем прилагаемым. А у вас ствол – из чего следует в-третьих, самое для вас паршивое: вы можете доказать, что замышляли всего лишь кражу, а не покушение на убийство? При том что, согласно советскому закону, покушение наказывается равнозначно как совершенное преступление, «если в незавершенности деяния нет заслуги обвиняемого».

– Степ, ты не бойся, – сказала Люба, – ничего они с нами не сделают. По закону, презумпция невиновности…

– Двойка, – ответил Валентин, – в реальной практике сейчас презумпция – это лишь касаемо самого факта совершения преступления. А когда сей факт доказан, вас с поличным поймали, то уже вам надо доказывать, что вы не замышляли наиболее тяжкого из возможных намерений. Иначе бы любой бандит, кто на темной улице, «жизнь или кошелек», мог бы сказать: «А я убивать вовсе не собирался – и потому не разбой, а грабеж, более легкая статья». Товарищ Смоленцева имеет приговор от ОУН-УПА, и дело наверняка на контроле будет, мне даже страшно представить, с какого верха – так что прокурор вполне может квалифицировать не только покушение и бандитизм, но еще и «по политическим мотивам», а это уже «четвертной».

Степа вдруг срывается с места, оттолкнувшись от стены руками, и бросается к окну. Мимо Лючии – разве сможет хрупкая и невысокая женщина остановить рослого парня? Но мягкий «протягивающий» блок левой и одновременно удар правой в лоб, основанием ладони, – голова Степы откидывается назад, не успевает за ногами, и смачный звук падения на спину, разве что ковер чуть смягчил. Тот, кого назвали Валентином, тут же оказался рядом, больно вздернул Степу за руку вверх – ай, локоть вывихнешь! И резко, без замаха врезал под дых, так что Степа согнулся вдвое. И еще спрашивает, участливо лыбясь:

– Больно? Потерпи, пройдет, вдохни глубоко, еще раз. А представь, как лежала бы твоя тушка на асфальте после полета с четвертого этажа. Вся изрезанная стеклом, пока бы ты двойную раму вынес.

– Хочу умереть комсомольцем! А-а-а! Руку сломаешь!

– Комсомольцы ворами не бывают. А ты, сука, еще и меня оскорбил, обозвав буржуазией. Что ты, тридцать третьего года рождения, сделал для страны и народа, чтобы мне, на фронте две Звезды Героя получившему, такое говорить? И напомни, у Маркса сказано, буржуй тот, и только тот, кто частную собственность имеет – не просто имущество, а капитал, который крутится в обороте и прибыль дает. И какой капитал у меня, или вот у товарища Смоленцевой? А коль завидно тебе, так сделай для СССР то же, что и мы, и уж поверь, Родина тебя не забудет! Ну а раз ты сам выбрал другое – то не обижайся, что лучшие годы проведешь за решеткой. В компании с самой гнусной мразью – ты ведь знаешь, что тем, для кого Родина не пустое, дозволено было свою вину на фронте искупить, так что сейчас за колючкой кайлом машут лишь самые гниды, кто думал, а может, при фашистах будет не хуже, ну еще предатели – бывшие власовцы, полицаи, бандеровцы. Теперь они для тебя будут «свои».

– Мы не воры! – крикнул Степа, снова приставленный к стене. – Мы комсомольцы, сознательные. «Молодая ленинская гвардия», за истинный коммунизм!