Обещания богов - Обещания богов (2022)

Несмотря на указания Бивена, Минна не отправилась прямиком на виллу проявлять фотографии. Она предпочла устремиться в Брангбо, чтобы обо всем договориться с Альбертом, санитаром-поэтом.

Когда перед ней открылись почерневшие руины, к горлу опять подступили рыдания, и она, не выпуская руля, долгие минуты скулила, как девчонка. Сестры милосердия исчезли, Альберт привел местных крестьян, чтобы расчистить обломки.

В итоге он описал ей сложившуюся ситуацию (сам он был черен, как трубочист): ни одно тело не подлежало опознанию, а кроме того, не было и полного списка постояльцев. Архивы сгорели. Душевнобольные бесповоротно исчезли, как физически, так и из административных ведомостей. Нацисты выполнили свою миссию. Для пробного шара это был мастерский удар.

Минна подумала о родителях. Как предупредить их? Она даже не помнила их новой фамилии, не то что адреса. Придется ждать, пока они сами дадут о себе знать — что случалось редко. Брангбо, приют забытых, точка, стертая с карты.

С отчаяния она попросила Альберта договориться с деревенскими: почтовый ящик, номер телефона; семьи рано или поздно напишут или позвонят. И тогда им объяснят «ситуацию».

Следовало ли устроить погребальную церемонию в память всех потерянных здесь душ? Она решила, что да, и в то же время при одной этой мысли почувствовала, как силы ее покидают.

Она поцеловала старого доброго Альберта, которому придется искать место в каком-нибудь другом заведении или даже — а почему бы нет? — в одном из новых заведений вроде Графенека. И условия получше, и платят побольше, так что сплошные преимущества. А если пациентов сжигают или травят газом, так ведь в отдельных помещениях, подальше от «обслуживающего персонала».

Садясь в свой «мерседес», она снова сглотнула. Вкус гари забивал горло. У нее было ощущение, что она сосет кусок древесного угля. Сплюнула на землю, села за руль и рванула с места, не оборачиваясь.

Она доехала до виллы «Баухаус» ближе к пяти часам дня. После своей скорбной поездки она была счастлива закрыться в лаборатории и провести несколько часов с бутылкой в руке, проявляя снимки под специальной лампой неактичного[132] света.

Первый этап требовал полной темноты — именно его она больше всего любила: действовать вслепую, лишиться одного из чувств, когда остальные уже взбудоражены алкоголем. Ей казалось, что она занимается тонким рукоделием, несясь по волнам над бездной.

На ощупь она тщательно перемотала пленку на спираль, которую затем поместила в цилиндрический бачок. Как только снимки оказались надежно защищены, можно было включать свет. Она залила проявитель. Учитывая чувствительность (по стандарту DIN)[133] той пленки, которую использовал Бивен, следовало проявлять при двадцати градусах на протяжении восьми с половиной минут.

Она начала встряхивать цилиндр, как бармен трясет шейкер. Время от времени она постукивала им о борт раковины, чтобы внутри не осталось ни одного пузырька.

Сравнение с шейкером вызвало жажду, и она отвлеклась на несколько секунд, чтобы глотнуть виски. Почувствовала, как в горле разливается чудесный ожог, будто тайный грех, шепотом поведанный в исповедальне. И прикрыла глаза от удовольствия.

Возьми себя в руки. Восемь минут прошло, она вытащила пленки и промыла их под проточной водой, чтобы убрать проявитель. Потом погрузила их в ванночку с фиксажем. И наконец проверила негативы. Идеальные. По крайней мере, Бивену удалось сделать четкие снимки.

Она заранее включила печку, чтобы сильный жар распространился по всему помещению. При помощи бельевых прищепок развесила на веревке пленки. Выскочив из этой сушильни как уголек, выстреливший из жаркого очага, она вспомнила о втором своем задании: найти гинекологов четырех жертв.