Обещания богов - Обещания богов (2022)

Мысль Тони, кореша, выскочила из шляпы, как гримасничающий чертик из табакерки, но в конечном счете гипотеза была не более абсурдной, чем все, какие раньше приходили им в голову.

IV. Черный треугольник

130

Возможно, все дело было в усталости, упадке духа или водке, которую она успела в себя влить (Эдуард, дворецкий, обеспечивал бесперебойное снабжение), но Минна этим вечером была совершенно не расположена выслушивать досужие измышления Бивена.

До сих пор абсурдные идеи подкидывала в топку либо она сама с ее гипотезой об обезображенном убийце, либо Симон с его явлением душегуба в снах. А теперь и Бивен туда же: вернулся из гестапо с новой дикой теорией по поводу Мраморного человека.

— Погоди-погоди, — сразу же остановила его Минна, — разве со всей историей не было покончено в лесу Тиргартена? Или тебе разонравился Курт Штайнхофф в роли убийцы?

Бивена мучили сомнения, вопросы и душевный разброд, а потому хватило нескольких слов арестанта-цыгана, чтобы зародить в нем новую версию. Минна взмахом руки положила конец этому бессмысленному разговору и открыла новую бутылку.

Симон со своей стороны предпочел не вмешиваться. В этом деле он и так все потерял. Хотя он старательно напускал на себя бодрый вид, но что до расследования, то, на его взгляд, он уже достаточно сделал. И не стоит забывать, что той ночью в Тиргартене он едва не расстался с жизнью. Малыш Краус был совсем не готов снова отправляться на войну…

Бивен не сдавался: он снова перечислил все оставшиеся без ответа вопросы, касавшиеся Штайнхоффа. Отдельно подчеркнул все нестыковки, противоречия и черные дыры в расследовании. У актера не было найдено ни единой вещи или улики, связывающей его с серией убийств. В конечном счете ничего, кроме факта, что он сделал беременными четырех жертв, не указывало на то, что он замешан в адлонском деле. Они даже не смогли доказать, что Штайнхофф носил мраморную маску…

Минна и Симон еще могли признать, что сомнения оставались — они сами их разделяли, — но вот проглотить эту цыганскую дребедень! А почему не турецкую или китайскую? В качестве аргумента Бивен вновь и вновь возвращался к истории с туфлями, которые закапывают, чтобы помешать мертвым вернуться и проникнуть в сны…

Разумеется, он уже придумал весь сценарий. Одинокий цыган ополчился на этих женщин из утробной ненависти — на самом деле вполне обоснованной — ко всему и всем, кто дышит одним воздухом с нацистами и думает, как они.

Но, несмотря на все старания Бивена убедить их, ни Минна, ни Симон не купились на его теорию. Впрочем, они не собирались покупаться и ни на что другое. Das Maß ist voll[166]. Если Бивен желает и дальше копать колодец истины[167], то пусть делает это в одиночку…

К тому же, говоря серьезно, как можно себе представить, чтобы грязный темнолицый цыган сумел приблизиться к Адлонской Даме? Как вообразить, что один из этих доходяг, воняющий конским навозом и дымом костров, едва лопочущий по-немецки, мог убедить женщину вроде Маргарет Поль или Греты Филиц пойти с ним в Кёльнский парк или на озеро Плётцензее?

И чтобы окончательно вколотить гвоздь, объясните, каким чудом мог он узнать, что эти женщины беременны? Что до медицинских познаний, которые требуются, чтобы извлечь эмбрион, то об этом и говорить не стоит…

Минна предпочла отправиться в кровать на встречу со своими новыми ночными гостями — мускулистым и голым Куртом Штайнхоффом, стоящим на пороге ее спальни, или Эрнстом Менгерхаузеном, курящим свою трубку из человеческой кости в ногах ее постели.

Каждому свои сны.

131