Я – бездна - Донато Карризи (2022)

— Ты намекаешь, что я должен публично предложить денег за твое спасение, чтобы он объявился?

«Именно, черт возьми, — подумала она. — А что же еще?»

— Ты не понимаешь, сколько проходимцев потянутся к нам? Сколько мошенников, сумасшедших, не говоря о журналистах.

Девочка хотела возразить, что все эти люди пугают ее куда меньше, чем таинственный незнакомец, не давший ей утонуть. Наверное, она в нем ошиблась и он вовсе не ангел. Кажется, он опасен, а она по глупости впустила его в свою жизнь. Но она не могла поделиться с отцом своими домыслами, иначе пришлось бы рассказать и все остальное. А инженер Роттингер был так уверен, что у него все под контролем — его жизнь и жизнь всех вокруг; он бы не выдержал столкновения с реальностью.

— Кажется, ты против.

Отец покачал головой, недовольный тем, что она продолжает упираться.

— Давай это решат взрослые, хорошо, детка? — с некоторым раздражением снисходительно проговорил он и вновь занялся своими газетами, показывая, что разговор окончен.

Девочка не двинулась с места. Пожелай она сейчас, она могла бы мгновенно сломать отца и разрушить его иллюзию собственного всевластия. Достаточно сказать ему правду, как и должна поступать дочь с тем, кто подарил ей жизнь.

— Помнишь, когда мне было три года, я спала, а ты меня разбудил. Посадил в машину, и мы поехали на смотровую площадку и сидели там часами, глядя на озеро, не выходя из машины, — сказала она. — Ты, наверное, думаешь, что я была еще слишком маленькой и не помню, а я все помню.

— Мы с тобой ждали заката, — ответил отец.

— Ты тогда заплакал. Почему?

Она специально выдержала паузу. Девочка никогда не говорила об этом с отцом — она была уверена, что для этих слез были свои причины. Видимо, Роттингер не всегда был таким сильным, каким хотел казаться. В нем тоже проскальзывала какая-то хрупкость, и она могла сделать его человечнее в глазах ребенка. Если и правда так, девочка могла бы ему довериться. Между ними возникла бы прочная связь, и она рассказала бы ему обо всем, что чувствует, и плохое, и хорошее.

— Малыш, ты ошибаешься, — холодно отрезал отец, пресекая ее попытку сблизиться. — Ты была совсем крошкой, ты не можешь этого помнить.

Она явно была разочарована.

— Мне стало интересно, как бы ты отреагировал, если бы я умерла тогда, две недели назад?

— Меня бы это убило, — признался отец.

Девочка не знала, верить ему или нет. Она взялась за костыли и уже собиралась развернуться и пойти обратно в кровать, но услышала, как отец прокашлялся.

— Если можно, не надевай пока те часы от «Картье», которые тебе подарила бабушка на Рождество.

Девочка посмотрела на отца, пытаясь угадать причину этой просьбы.

— Ты, может, слышала, что недавно ограбили мальчика чуть старше тебя? У него украли часы.

Танкреди, как же, как же, она не забыла. Это она виновата. Она попросила ангела подать ей знак. Ангел так и сделал.

Отец протянул ей газету и показал на страницу, которую только что прочел.

— Полиция обнаружила часы.

Сердце девочки на секунду замерло. Неужели они нашли таинственного незнакомца с озера?

— По-видимому, их украла банда подростков из цыганского табора.

В ту секунду, когда она наконец снова нашла в себе силы вдохнуть, девочка осознала, какую ошибку совершила. Она несправедливо обвинила единственного человека, который о ней заботился.

Ангел невиновен.

«А я все-таки в чем-то похожа на тебя, папа», — подумала она. Она, очевидно, тоже не особенно разбиралась в людях.

32

Сначала он хотел оставить эти красивые часы себе и потом подарить девочке с фиолетовой челкой. Он мог бы подложить их ей в примерочную того шумного магазина одежды или подкинуть на подоконник, как медведя на вечеринке, и издалека любоваться ее удивленным лицом. Но когда Фак заговорила с ним через стенку примерочной, он передумал.