Хамелеоны - Влада Ольховская (2021)

Ян не собирался это допускать. Да пусть сюда хоть Папа Римский зайдет, и тот мало что изменит! Поэтому он готов был снова остановить Кедрина, но Лер это предвидела. Она была куда действенней Папы Римского: вмиг оказалась рядом, перехватила обеими руками руку Яна. Теперь нужно было или пропустить Кедрина, или оттолкнуть от себя Лер, силой, грубо, а этого он не мог, слишком уж тонкой и хрупкой она казалась в этом полумраке.

Она еще и на месте не осталась, двинулась к двери, увлекая его за собой.

– Идем, – коротко позвала она.

– Куда?

– Показать тебе кое-что хочу.

В коридорах звуки музыки и гром были слышны, но приглушенно, как нечто бесконечно далекое и неважное. Отсюда ушел даже персонал: кому-то нужно было работать, а кому-то просто хотелось праздника в свое свободное время. Освещение работало частично, только на определенном нормами безопасности минимуме, и казалось, что они перенеслись в какой-то лабиринт – или из другого мира, или из далекого прошлого.

Ян больше ни о чем не спрашивал, хотя маршрут был откровенно странным: в сторону от толпы, к перекрытой из-за шторма части корабля. Было во взглядах, которые то и дело бросала на него Лер, что-то такое, что заставляло его отказаться от слов. Он не хотел слышать, что будет дальше, он хотел испытать это. Злость, оставшаяся в душе после столкновения с Кедриным, перерождалась в нечто новое – но не исчезала, она все еще была энергией, требовавшей выхода.

Они добрались до одного из баров, совмещенного с наблюдательной площадкой: в полукруглом зале почти все стены были сделаны из стекла. Бар располагался на носу корабля, здесь можно было сидеть и наблюдать за тем, как море скользит навстречу, так что обычно найти свободное место было сложно. Однако сегодня свет не горел ни в баре, ни рядом с ним, а табличка на дверях указывала, что заведение закрыто. Двери были заперты, но Лер это не остановило, у нее был собственный ключ. Ян даже не стал спрашивать, откуда.

Когда они вошли внутрь, сразу стало понятно, почему закрыли бар: одно из стекол было разбито. Оно не разлетелось вдребезги, но из него каким-то образом выпал крупный осколок, и теперь туда прорывался дождь, залетал ветер, и в баре стало холодно. Находиться здесь и правда было бы опасно – если бы стекло все же разлетелось. Но двое людей – это не толпа, они могли держаться в стороне, там, где окна уцелели, и смотреть, как ревут, поднимаясь навстречу кораблю, величественные стальные волны.

Ян хотел зажечь свет, но его спутница не позволила ему, перехватила его руку. Она теперь стояла прямо перед ним, бледная, призрачная даже в далеком свете наружных фонарей корабля. Лишь когда в небе вспыхивала яркая молния, лицо Лер словно пропитывалось ее светом, кожа казалась мерцающей, глаза – глубокими, бездонными даже. Словно она была не человеком, а сиреной, выбравшейся из вод за своей добычей. А кто же отказывает сиренам?..

Она так ничего и не сказала ему, но это было и не нужно. Они ведь оба знали, к чему все идет, на самом-то деле. И оба хотели этого – может быть, с самого начала, еще с той встречи, которая так нелепо закончилась. Поэтому Яну было предельно легко податься вперед и поцеловать ее, уже не думая о том, что можно, что нельзя, а что было бы правильно. Бывают желания, для которых просто настает правильный момент, и сопротивляться им уже невозможно.

Он думал, что выбор, главный выбор, уже сделан, а дальше все пойдет, как обычно. Он ошибся. С Лер не было так, как с другими, да и не могло быть. Те, другие, сейчас оставшиеся в памяти ускользающими образами, вели его, соблазняя, а дальше подчинялись, позволяя вести их. Эта была иной: вот он начал целовать ее, а вот она перехватила инициативу, и это уже ее поцелуй, и она выбирает, что делать.