Госпожа - Лиза Хилтон (2017)

Йована и ее ребята работали в знаменитом сквоте Белграда — самом большом здании в Европе, оккупированном художниками. Двадцатиэтажный зиккурат из бетона шоколадного цвета неприятно поражал атмосферой непрофессионализма. Когда-то это здание было гордостью сербских муниципальных властей, но тропического пейзажа с гигантскими туканами и орангутанами, украшавшего теперь стену фойе, оказалось недостаточно, чтобы изгнать дух бюрократов в советских костюмах, бежевого пластика и растворимого кофе, безрадостную, душную атмосферу фальшивого аппарата власти фальшивого государства, в котором была в ходу лишь одна валюта — жестокость. Елена пришла бы в ужас, окажись она в таком месте. Коллектив занимал помещение на десятом этаже, Йована предупредила меня, что лифты сломаны, и мы начали восхождение.

Тимоти выглядел немного пободрее, но атмосфера в здании была ужасно мрачная, хотя надписи на стенах и пытались убедить нас в том, что панк-рок жив. В конце каждого лестничного пролета вдаль уходил бесконечный коридор с низким потолком, стены покрыты граффити. Анархисты везде одинаковы. Тишина казалась еще более гнетущей из-за едва слышных, сдавленных завываний электронного звука, доносившихся откуда-то сверху. У нас за спиной раздались шорохи, мы обернулись и увидели несколько фигур в капюшонах, практически бесшумно перемещавшихся между израненными бетонными стенами. Не сговариваясь, мы ускорили шаг, и парни тоже поднажали. Я прикрыла дорогие часы краем рукава, мы, задыхаясь, взбежали на следующую площадку, но преследователи не отставали.

— Сколько их там? — прошептал Тимоти.

— Много! Бежим!

Мы перешли на бег, миновали еще один пролет и понеслись дальше, уже не обращая внимания на стоящий повсюду запах мочи. А вдруг у них ножи? В конце коридора возвышались огромные стальные двери, расписанные кроваво-красной краской и запертые на висячий замок. Задыхаясь, мы остановились.

— Черт!

— Может, удастся обойти их. Заходим с разных сторон, даем деру и вниз? — предложила я, а фигуры тем временем приближались: пятьдесят метров, двадцать, лица скрыты зловещими капюшонами. — Подпускаем поближе, еще ближе… Готов?!

И тут дверь одной из комнат открылась, и оттуда загрохотал хип-хоп. Наши преследователи замедлили шаг, сняли капюшоны и с радостными улыбками подошли к студии. Оттуда выглянула женщина в ярком бомбере и помахала им рукой. Они просто опаздывали. На занятие по танцам. Один из них показал нам большие пальцы — мол, круто! — и зашел в студию лунной походкой. Дверь закрылась, и музыка тут же стихла. Господи!..

Тимоти сидел на корточках, опустив голову между коленей, а потом вдруг произнес:

— Так нельзя.

— Согласна, но мы сами идиоты. Это же просто дети.

— Так нельзя, я так больше не могу.

— Послушай, — я присела на корточки и приподняла его подбородок, — все в порядке. Они бы нам ничего не сделали, просто у нас с тобой паранойя.

— Да? С какой это радости?

— Не начинай! — резко оборвала его я, чувствуя, что у меня нет сил еще на одну душеспасительную беседу. — Мы сюда пришли по делу, держи себя в руках и делай, как я говорю. Ты сможешь, — подбодрила его я, и он кивнул с несчастным видом. — Тогда пошли!

Я вывела нас обратно на лестницу, совершенно потрясенная. Не всей этой историей с детьми — это глупости, а тем отчаянным желанием защитить Тимоти, порывом взять его на ручки, укачать и сказать, что все будет хорошо.

Немного постояв у стальной двери со щеколдой, мы пришли в себя и наконец постучали. Нам открыл бодрый молодой человек, лицо которого было почти полностью покрыто пирсингом.

— Здравствуйте. У нас встреча с Йованой. Меня зовут Элизабет, — представилась я, бросив многозначительный взгляд на Тимоти, чтобы тот не вздумал удивляться.

— Конечно, проходите! Хотите чая? У нас есть мятный и фиалковый.

— Фиалковый, пожалуйста. А как вас…

— Владо.