Госпожа - Лиза Хилтон (2017)

Если бы кто-нибудь из посетителей этого украинского заведения хоть раз зашел сюда трезвым, то эта квартира стала бы легендарным местом проведения закрытых вечеринок и журналисты были бы готовы из штанов выпрыгнуть, лишь бы проникнуть сюда, но если вам и удавалось попасть сюда трезвым как стеклышко, уходили вы всегда в таком состоянии, что точно не смогли бы ничего никому рассказать. Об этом заведении знали только венецианцы, потому что лишь им известны все тайны родного города. Мне о нем рассказала Маша, которая, разумеется, не одобряла подобные развлечения. Я, как положено, купила жуткую граппу в соседнем китайском магазинчике, и к тому моменту, как низкая входная дверь распахнулась, уже приговорила всю бутылку. Украинский переулок был очень узким даже по венецианским меркам, чем, возможно, и объяснялась особая конституция завсегдатаев заведения. Требовалась лишь некоторая гибкость тазобедренных суставов, и сегодня меня это вполне устраивало. Украинцы — даже если у них и были имена, то никто их не знал — были супружеской парой. Крашенная хной женщина и ее муж представлялись художниками, но, слава богу, работ их никому видеть не доводилось. Огромная квартира на первом этаже, увешанная довольно впечатляющими портретами XIX века, имела выход прямо на канал, поэтому кто-нибудь все время лез купаться, бельэтаж напоминал восточный базар — сплошные диванчики с потертыми старинными шелковыми покрывалами были почти всегда заняты. Здесь всегда была еда и множество посетителей, хотя список гостей мог быть рискованно эклектичным.

Муж-украинец поздоровался со мной как со старой знакомой на ломаном итальянском, сверкнул глазами и повел меня в моем агрессивном платье по освещенному свечами коридору. У него на голову был надет настоящий телевизор образца восьмидесятых годов, вместо экрана торчало лицо, по полу волочились провода и вилки, но я решила никак не комментировать его экстравагантный вид. Жена-украинка устроилась у выхода на канал, свесив ноги прямо в зловонную воду, курила колоссальных размеров косяк и объясняла что-то важное ошарашенно смотрящему на нее немецкому туристу с рюкзаком. Она томно помахала мне, пока я пробиралась через толпу гостей, мягко говоря, к не самому чистому зеркалу. Брюнетка, на которой не было ничего, кроме алой помады, с чудесно сияющей кожей, свесилась вниз с мезонина и, задыхаясь, спросила по-английски:

— Никто не видел Бруно?

Потом она повторила вопрос по-французски и по-русски, но Бруно как сквозь землю провалился, поэтому она сдалась, сняла с одного из светильников слегка опаленную шаль, обернула ее вокруг бедер и заснула в ближайшем кресле. Муж-украинец начал тормошить ее, но она лишь сбросила его руку, даже не проснувшись. Некоторое время повозившись с ручкой громкости, находившейся под самым подбородком, он с явным удовлетворением провозгласил:

— Дело — дрянь! — Как только мы разобрались с этим, он предложил мне тарелку фриттаты с цуккини, а потом спросил: — Как дела, дорогая?

Мы немного поболтали на всех известных нам языках. Я послушно ковыряла фриттату, а затем закурила. Как только он снова убавил звук, я пошла наверх на охоту. Поставила бокал на подоконник овального окна над выходом на канал, присела на минутку и погрузилась в раздумья. Внизу раздался тихий всплеск, — видимо, у кого-то хватило смелости искупаться. Оставалось только надеяться, что из-за этого не случится короткого замыкания.

— Можно составить вам компанию?

— Неоригинально, конечно, ну да ладно, — ответила я, не оборачиваясь.

Кто-то обнял меня за талию, и я уронила голову на чье-то плечо, от которого пахло духами с резким цитрусовым ароматом. Мы уже встречались здесь раз-другой. Ее рука легла на мою левую грудь, и я ощутила давление обручального кольца.

— Великолепна, как всегда!

— Благодарю.