Снайперы - Владимир Никифоров (2016)

– Провела меня! Ох, провела! – поворачивается к бригадирше. – Приходит: «Замуж выхожу». – «За Павла?» – «Нужен он мне!» – «За кого же? Неужели к Андрюхе, – кивает на того, – в мешок залезла?» – «За Кузьму!» Вот те на, думаю!

– А что Кузьма? – говорит Зоя. – У Кузьмы все на месте!

И подмигивает Марусе.

Елена Ивановна неожиданно встает.

– Я вот чего хочу сказать. Случай он и есть случай. А только бывает, что случай в такую радость, в такую радость! – Вдруг всхлипывает и по-детски вытирает слезы рукой.

– Да что ты, Елена Ивановна! – тревожится Дворкин.

– Ниче, Петр Николаевич, это я так, про свое. Была бы и я… кабы моего под Москвой не положили. – Тянется стаканом к новобрачным. – Так вот, радуйтесь, что вам такой случай выпал. И жалейте друг друга. – Пригубив стакан, обводит всех серьезным долгим взглядом. – А горько-то как!

– Горь-ко! Горь-ко!

Зоя и Кузьма встают, целуются. Зоя – она на полголовы выше Кузьмы – подмигивает Марусе. А той уже неприятно ее подмигивание. И почему-то жаль Кузьму. Хотя она знает, почему.

Андрей подсаживается к Марусе, негромко спрашивает:

– Вы в это верите?

– Во что?

Он показывает глазами на Зою с Кузьмой.

– А вам-то что, верю – не верю?

Андрей грустно вздыхает:

– Ухожу, ухожу, ухожу.

И он действительно исчезает, словно его и не было.

Дворкин знаком зовет Марусю. Она подходит, садится рядом.

– Пальто для Сашки, что ли, купила?

Говорит он негромко, да никто и не прислушивается, все рассредоточились по кучкам.

– Сколь из общих взяла?

– Сто… Сто шестьдесят.

– Че сразу не сказала? Почему я от Кузьмы должен узнавать?

Маруся молчит. Она впервые видит дядю таким – чужим, строгим.

– Я одного своего помощника, который истратил общие деньги, на берег высадил в Ермаково, хоть он в ногах валялся и обещал все вернуть. А тоже – с семьей из деревни вырвался, сразу всех хотелось одеть-обуть, самому погулять.

Маруся вдруг вспоминает пожилого мужчину, который сидел перед крыльцом отдела кадров с потухшим, неживым взором. Может быть, это и был тот самый помощник?

– Че молчишь?

– Я, дядя Петя, не буду больше.

– То-то. Ладно, не обижайся. Если не я, то кто тебе скажет? А дело это очень серьезное, надо, чтобы сразу и навсегда.

Начинаются песни. Поют и про бродягу, который бежал с Сахалина, и «Каким ты был, таким остался». Жена Петровича заводит свое:

Ой ты, Хгаля,

Хгаля молодая,

Обманули Хгалю,

Увезли с собой.

– Петрович, – кричит Дворкин, – не про тебя ли песня? Не ты ли «Хгалю» обманул?

Петрович, в рубашке, застегнутой на все пуговицы, молча отирает белый лоб маленьким, видимо, женским платочком.

Дворкин берет гармонь, пробует басы и голоса.

– На палубу! – кричит Зоя. – Плясать будем!

Выходят на палубу, тут как раз появляется Павел:

– Ритмический вальс! Исполняет Павел Иваньков!

Он выходит в круг, поправляя, поглаживая волосы руками, словно это не светлый чубчик под «полубокс», а роскошные черные кудри. Дворкин пытается подыграть ему, однако ноги Павла в рабочих ботинках с заклепками выстукивают на гулкой палубе свою мелодию, под нее можно петь, так этот стук выразителен, ритмичен, разнообразен. А Маруся с удивлением отмечает, что глядит Павел только на бригадиршу, и не сказать, чтобы Елене Ивановне это было неприятно. Только хохлушка Галя не дает Павлу закончить выступление, выскакивает в круг, начинает вытанцовывать свое, кружась вокруг Павла, завлекая того, заводя, но Павел уходит, небрежно отмахнувшись от нее.

Поют и пляшут и на баке парохода «Иосиф Сталин». Но здесь таких мастеров, как Павел, нет, зато больше задора, молодости, надежды.

* * *