Грозное дело - Сергей Булыга (2015)

Но и не лежать же здесь, пока не околеешь, подумал Трофим, поднимаясь. От своего креста не убежишь и не спрячешься. И так же от Зюзина: обещал вынуть глаза – вынет. Если Бог позволит. Трофим перекрестился и подумал: надо выходить отсюда. И молчать о том, кого здесь видел. Сказать всегда успеется. Трофим поднял руки, выставил их перед собой и, осторожно ступая, пошёл по леднику. Ледяные камни были очень скользкие, но, слава Господу, их оказалось немного. Вскоре Трофим вышел на обычный пол, вначале каменный, а после деревянный. Теперь Трофим шёл вдоль стены. Шёл осторожно, на ощупь. Шёл долго. Шёл, думал, что какие же подвалы здесь громадные, даже в Москве, в Кремле, и то подвалы меньше, а тут идёшь и идёшь, стена и стена…

И вдруг в стене нащупал уступ. Трофим ступил вперёд, ещё ощупал… И нащупал дверь. Дверь была узенькая, низкая. Трофим тронул её. Она немного подалась, с той стороны брякнула задвижка. Трофим ещё потрогал дверь, достал из-за голенища шило (то, про которое дознался Клим) и просунул его, дотянулся до задвижки и начал её понемногу сдвигать. Долго возился, но сдвинул. Спрятал шило, открыл дверь, она не скрипнула. Он вышел, закрыл дверь, задвинул на место задвижку. Вокруг было темно и тихо. Трофим постоял, послушал, ничего не услышал и осторожно, держась за стену, пошёл. Пошёл наобум, конечно. Думалось: куда-нибудь да выйду. И так он шёл довольно долго, но прошёл немного, потому что шёл небыстро…

И вдруг его схватили за плечо! И за второе тоже! Он не вырывался. У него из-за спины спросили:

– Кто такой?

И приставили нож к горлу. Трофим злобно облизнулся и ответил:

– Трофим Пыжов я, царёв человек.

– Все мы царёвы, – сказали сзади.

– А я особенно, – сказал Трофим. – Меня царь из Москвы позвал. По делу.

– Про какому?

– У царя спросите.

Нож взад-вперёд поелозил по горлу. По свежей ране, по Мотькиной. Опять потекла кровь. Трофим усмехнулся и сказал:

– Ох, соколы, как бы беды вам не было.

– А ты чего по ночам шастаешь! – сказали. – Чего тебе где было надо?

И опять ножом слегка подрезали. Трофим зло сказал:

– Мне на медный рундук надо! Спешно! Боярин велел!

– Какой боярин?

Трофим промолчал.

– Ладно, – сказали, – здесь недалеко. Иди! – и пнули в спину.

Он пошёл. Опять на ощупь. Но когда повернул не туда, его тут же схватили и подправили. Трофим пошёл дальше. Судя по шагам, за ним шли трое. Все сапоги были с подковками. Молчали. Шли в кромешной темноте. Потом впереди забрезжил свет. Дошли до угла, повернули на свет и увидели медный рундук.

При медном рундуке опять сидели четверо. Один из них, завидев Трофима, усмехнулся. Это был, Трофим его узнал, тот стрелец, который называл его по имени и требовал показать ухо. А теперь он ничего не требовал, только спросил:

– Ну, как сходил?

– Сходил с толком, – ответил Трофим. – Вот разве что эти за мной увязались. – И, обернувшись, указал на тех, что стояли за ним. Они, как Трофим теперь увидел, все были одеты в чёрное.

Стрелец от рундука сказал:

– Это, Пыжов, не увязались, а это они к тебе приставлены. Чтобы с тобой чего не вышло. Тебе куда сейчас?

– Мне надо по делу, – ответил Трофим. – Меня боярин дожидается.

– Какой ещё боярин? – удивился тот стрелец. – Ночь глухая, Пыжов. Все добрые люди давно спят. А ты к боярину! Окстись.

– Да мне боярин велел! Непременно! Не то он… – начал было Трофим.

– Что? Велит голову срубить? – насмешливо спросил стрелец. И насмешливо продолжил: – Коли обещал, то срубит. Но уже утром. А сейчас ещё ночь, никто ночью голов не рубит, на то будет светлый день, чтобы не промахнуться. – И, уже обращаясь не к Трофиму, а к его невольным провожатым, приказал: – Отведите его на Козлятник, а там за малой лестницей вторая дверь. И чтоб больше не шастал! Чтоб я его больше не видел!