Сводные - Жасмин Майер (2021)

Оглядываюсь на входную дверь, но в кафе появляется какая-то девушка. Она пританцовывает от холода, а мои руки сами тянутся к телефону. Мне не хватает ее голоса, смеха, объятий. Поначалу было проще, чем теперь, когда в каждой я ищу ее. Я не смог забыть, не смог выкинуть ее из головы. Все мысли только о ней и о том, какую боль я ей причинил.

Снова звенит колокольчик. Оборачиваюсь. В дверях стоит мой отец. Петр Гронский. В дорогом пальто, небрежном шарфе на шее и маске.

Но хуже всего, что он не один. С ним его маленькая дочь.

Моя сестра. Хоть и наполовину. Все равно настоящая, а не как Юля.

Кофе превращается в мышьяк, а горечь во рту заставляет постоянно сглатывать. Он ведет дочь к столу, срывает с лица тканевую маску и улыбается мне, а после вешает маленькую курточку на вешалку.

— Драсти, — говорит девочка.

Не могу вытолкнуть из глотки ни слова. Только киваю.

— Иди, поиграй, — говорит ей отец.

Девочка убегает к пластиковой горке, а отец делает заказ и потом смотрит на меня. Так, как будто мы только вчера расстались. Как будто не было этих лет между нами. И совершенно нет этих натянутых и дырявых, как гамак, отношений. Так смотрят на соседа, с которым сталкиваются у лифта на лестничной клетке: безразлично и как бы сквозь.

— Не ожидал твоего звонка, — говорит отец. — Прости, не с кем было оставить Таньку. Жена сейчас в больнице. Мы с Танькой перенесли легко, а вот она сейчас вторым беременна… Ты не переживай, мы не заразные, — выпаливает он.

Нет. Просто это странное ощущение — узнать, что человек, которого ты представлял самым черствым человеком на планете, оказывается всё-таки умеет чувствовать.

Замечаю под его глазами глубокие синяки и что пальцы все-таки скрючены волнением. Но нервничает он не из-за встречи со мной, хотя я вот себе места не находил несколько суток, пока не набрал его.

— Я не переживаю. Я уже болел, — зачем-то вру.

— Тоже легко?

Киваю.

— Вот и я так. А Лариса не смогла… Ты прости, что я только о своем. Как ты? Учишься? Работаешь?

— Учусь. Работаю. Все как у всех.

У него звонит телефон и он, извинившись, отвечает тут же, за столом.

— Да, шины настоящие… Нет, почти нулевые. Я не гонял.

С размаху в солнечное сплетение бьет осознание того, что он говорит о той самой машине, из-за которой я оказался в Воронеже. «Он не гонял»… А я-то думал, надеялся, что страсть к скорости у меня от него. А получается, нет? Что мне вообще досталось от него?

— Да, цену не сбиваю, нет… Деньги нужны. Понятно, до свидания.

Он откладывает телефон и снова смотрит на меня.

У меня его глаза. А больше, видимо, ничего нет.

— Машину вот продаю. Больница съела все наши запасы, а с этим карантином… Приходится. Надолго в Воронеж, Кость?

— К другу в гости приехал. Скоро уеду.

— У вас в Питере, наверное, получше с лекарствами и больницами?

— Я не знаю.

— Хочешь, зайдем к нам в гости? Таню пора спать укладывать. Посидим, выпьем. Тебе ведь уже можно?

— Мне уже девятнадцать.

— Точно… Так что, едем?

Вот он. Шанс. Единственный на миллион беспрепятственно попасть в его дом.

Угнать тачку у собственного отца.

Доказать самому себе, что хуже — уже некуда. Яблоко от яблони.

Я ведь именно в этом себя и уверял? Что хуже меня в целом свете никого нет и я недостоин счастья? Так чего же я жду?

Впустит в дом, откроет гараж. Покажет, какой стала его новая жизнь. Увижу, как выглядит его новая жена, и какие магнитики есть на их семейном холодильнике.

Вот же оно. Только рукой дотянись. Можно даже остаться на ночь. А потом уехать прямо на «Астон Мартине» полями, окольными трассами, избегая патрулей и КПП.

С Юлей ведь смог поступить ужасно, а сейчас что же? Совесть проснулась?