Сводные - Жасмин Майер (2021)

Впрочем, избавиться от внимания семейства Розенбергов нелегко.

На телефон приходит очередное сообщение от Леи.

«Есть новости?»

Живот разболелся только сильнее. Не стоило столько хлеба и сметаны есть. В этом все дело. Не привыкла к такой пище.

Осушаю бутылку воды, которую взяла с собой, но жидкость словно встает поперек горла. Дышать становится только сложнее. Снова звенит телефон, лежащий на полу возле мешка. Если это снова Лея, сейчас я ей все выскажу…

Нагибаюсь к полу, но понимаю, что это было ошибкой — все содержимое моего желудка взмывает к горлу.

Срываюсь с места и, вылетев из комнаты, мчу по коридору до дамской комнаты. А там прямо к одному из унитазов.

Проклятье!

Меня колотит от страха, озноба, паники и боли. На дрожащих ногах выхожу из кабинки, споласкиваю лицо и рот.

Просто сорвала поджелудочную. Да. Вот что это.

Так и напишу сейчас Лее, как вернусь. Телефон там возле мешка остался, рядом с допитой бутылкой воды. Мне было не до него. А Яков присмотрит, беспокоиться не о чем.

Еще раз сполоснула лицо, убирая испарину со лба. Досчитаю до трех и возвращаюсь…

Но тогда же из другой кабинки вышла Ева Бертольдовна.

Преподавательский туалет. Черт возьми!

А до студенческого я бы не добежала.

— Что такое, Дмитриева?

Больше никакой Юленьки, мелькает в голове. Больше ничего, как раньше не будет.

— Ничего, все в порядке, Ева Бертольдовна. Простите, я случайно…

Хотела юркнуть в коридор, но преподавательница не позволила. Захлопнув перед самым моим носом дверь, Ева Бертольдовна смерила меня с головы до ног внимательным взглядом.

— Ты температуру утром мерила?

— Да, все в порядке. Я не заболела, Ева Бертольдовна, я поджелудочную сорвала… Из-за диеты. Я всегда страдала желудком…

— Разумеется. Но сейчас ты пойдешь за мной, Дмитриева. И сделаешь все, что я тебе скажу, поняла?

Покинув дамскую комнату, вместе прошли в кабинет Евы Бертольдовны.

— Садись.

Сажусь и стискиваю ледяные на ощупь пальцы. Мне очень холодно, на лбу испарина. Ева Бертольдовна опускается за свой письменный стол, недолго что-то ищет в ящиках и протягивает мне плоскую коробочку, как из-под таблеток.

Но это не лекарство или ферменты для поджелудочной.

Это тест на беременность.

— Ты сейчас вернешься в свою спальню, Дмитриева. И сделаешь тест. После я жду тебя здесь с результатом.

— Это не… Я не беременна.

Ева Бертольдовна вскидывает одну бровь, обдавая презрительным взглядом.

— Знаешь, сколько раз я слышала эти слова в своем кабинете, Дмитриева? Чаще, чем хотелось бы. Почему-то девочки никак не поймут, что нельзя рисковать и надеяться на «авось», а нужно сосредоточиться на балете. Ты была именно такой, Юля. Целеустремленной, влюбленной в танец… Не мое дело спрашивать, как это произошло и когда. Важно одно — как можно скорее исправить эту ошибку, пока не стало слишком поздно.

— Исправить? — мой голос едва слышно.

Ева Бертольдовна складывает руки на столе перед собой и подается ко мне.

— Время сейчас тяжелое. Мы можем сказать всем остальным, что у тебя вирус, и тогда у тебя будет целых две недели, чтобы привести себя в форму. В противном случае… Ни о каком выпускном экзамене речи быть не может. Ты возьмешь академотпуск и, может быть, вернешься к обучению через год, чтобы сдать экзамены. А может не вернуться вообще. Как ты думаешь, через год тебе доверят главную партию в спектакле, как сейчас, Дмитриева? Нет. За год у нас будет новая прима Академии. А серьезный перерыв ударит по твоей карьере и, фактически, она закончится, так и не начавшись. Сейчас ты должна сделать выбор. На одной чаше весов — твое блестящее будущее. На другой — недоразумение, которое будет стоить тебе карьеры. Сделай тест, Дмитриева, и не вздумай обмануть меня. Не проси кого-то из девочек делать его за тебя. Беременность это не прыщ, скрыть ее не получится.