Твоя на одну ночь - Ева Ройс

Внимательно разглядывая его твердые черты лица, его прямой нос и глаза, выражающие уверенность, я кивнула. А потом приникла к его губам, прося поделится дыханием, теплом, прося помощи и поддержки… И он выполнил эти немые мольбы, он меня понял… Этот поцелуй вышел нежным, трогательным и волшебным. Общее дыхание и впрямь помогло и согрело не внешне, а изнутри. А это иногда даже важнее…

Да, я ему верю. Более того, я верю в него…

– Тогда знай, что я все решу. Напавшие будут наказаны, а тот, кто за всем этим стоит – обнаружен.

Я еще раз кивнула, все так же неотрывно глядя на него.

– Отлично, – подытожил Харрисон. А следующую фразу произнес деловым тоном: – Расскажи все в подробностях.

– Я не знаю. Брат пока не мог говорить. Только сейчас в состоянии, – призналась, бросив взгляд на двери ванной. С неохотой освободившись от ласкового плена рук, взяла мужчину за ладонь и направилась к Нику.

– Я сейчас буду вытирать спину, а ты все расскажешь, хорошо? – кратко проинструктировала, подводя поздоровавшегося Джеймса к виду на требовательную надпись.

– Здравствуй, Джеймс, – поздоровался ни капли не удивленный брат.

– И тебе привет… – задумчиво произнес Харрисон, внимательно рассматривая надписи. А потом все же достал смартфон и сфотографировал. – На всякий случай, если потребуются доказательства, – пояснил он.

Я взглянула на брата, на ушибы, на синяки, на слова “дай”… И снова возжелала смерти обидчикам. Ну, сейчас хотя бы узнаю, как все было… Но с другой стороны, я бы с радостью пребывала в неведении. Во мне боролись любопытство и страх информации. Я не зря так долго оттягивала момент рассказа, страшась узнать, что с братом сотворили что–то еще, что не оставило последствий на лице. Но… Но я так же понимала, что мне важно это знать. Такое вот противоречие: не хотела, но надо.

– Николас, расскажи, пожалуйста, что произошло, – попросил Джеймс, в то время как я вернулась к работе со спиной. Губка, ацетон, тщательные движения рукой по спине с надписями… Губка, ацетон, спина… Раз за разом я проделывала эту операцию, пока слова скудным потоком лились из уст брата…

– Я возвращался домой, это было около шести вечера. Наверное, даже половина седьмого, – начал Ник. А я с горестью понимала, что в это время сидела в ресторане и ела вкусную еду. Счастливая, удовлетворенная хорошим вечером и с верой в лучшее. – Я возвращался от дома моей знакомой, потому решил сократить путь дворами.

Ник замолчал, воссоздавая картину прошлого и возвращаясь в нее.

– Их было трое, – продолжил он. – Лица в масках. Сперва подумал, что грабители, но они не забрали ни цента. Попросили сигарет. Я ответил, что не курю. Кажется, один из них бросил что–то типа: “Ложь у вас в крови”, но я не понял, что он имел в виду и насколько обобщенное было это “вас”, – моя рука замерла в миллиметре от кожи, а я, пораженная мыслью, что все это не случайно, едва не вздрогнула. Брат же замолчал, будто припомнив нечто важное, добавил: – Кажется, одного из них звали Дит. Нет, не кажется, точно. Это он наносил удары. Кличка, имя – не знаю. Дальше они били, не помню, правда, как долго. В какой–то момент остановились, пнули на землю, задрали толстовку и, – кажется, я опять замерла, боясь услышать то, чего так опасалась, – написали все то, что сейчас вытирает Лиз. Тут они работали долго, наверное, больше получаса. Потом ушли, я встал и отправился домой. Здесь был к восьми.

Я вытерла последнее слова, испытывая неимоверное облегчение, что больше нет этих проклятых “дай” на коже брата, и перевела дыхание. Наверное, за время этого рассказа, я практически не дышала, потому что сейчас даже голова слегка закружилась.