Твоя на одну ночь - Ева Ройс

Захватить пригоршню воды, смыть с губ, на которых словно был запечатлено дыхание похитителей, хоть они и не целовали, непонятную даже мне грязь – невидимую, от того ещё больше жгущую.

– Что ты делаешь? – сильные пальцы сомкнулись на моих запястьях, не давая доступ к коже.

Я не ответила, как и не стала пытаться вырвать руки – все равно бесполезно. Как и бесполезно мыть себя – все в голове, все в голове…

– Иди ко мне? – прошептала я. – Мне так страшно.

Он отпускает мои кисти, и я сразу прячу их под водой с пленкой, горький вкус которой ощущаю на языке.

– Лиззи. – Я вижу, как сжимаются его ладони в кулак. – Скажи честно, эти ублюдки успели что–то сделать?

Я улыбнулась.

– Разве что сильно напугать. Я очень испугалась. И сейчас страшно.

Мне вдруг хочется поцеловать стоящего на корточках у бортика широкой ванны Джеймса, поделиться страхом. Только я не могу – губы горят от не его дыхания. Мерзкого дыхания, отвратительного.

/Джеймс Харрисон/

Вы знаете, как извергаются вулканы?

Изливают всю свою лаву злости и ярости, выплевывают все наружу и только потом успокаиваются, погружаясь в мертвый сон.

И мне казалось, что я сейчас очень напоминаю себе вулкан – также эмоции на пределе, хочется все выместить, но только на определенных лиц – на тех, кто издевался над моей девочкой. Она ведь чуть ли тени своей боится, руки все еще дрожат, а когда я увидел, что Элизабет с безграничным омерзением к себе терзает мочалкой свою бархатную кожу… Похоже, мой внутренний вулкан все разрастался, повышая очаги поражения, которые покроет моя ярость.

И себя я тоже винил, как и злился.

Я не уберег.

– Просто залезь ко мне, – просит она, обнимая руками свои коленки. Такая маленькая, незащищённая и…

Я не могу ей отказать, хотя и чувствую, что организм хочет вывести половину “пара” одним из самых древних, даже древнее мордобоя, – естественными потребностями обладания. Но я сжимаю зубы и… и терплю.

Моему отважному кролику требуется отдых и, желательно, какой–нибудь травяной успокоительный настой – сильно она расклеилась. Значит, сильно и получат эти ублюдки. Абсани с женой в частности.

Разделся, оставив себя только в брюках – хлипкий, конечно, барьер, но хоть какой, и устроился позади Лиззи, заключая хрупкую девочку в подобие кокона. Сейчас малышке нужна поддержка, а не моя дикая злость.

– Спасибо, – прошептала она, поворачиваясь ко мне, а дальше ошарашила меня следующей просьбой: – Поцелуй меня, пожалуйста.

– Зачем? – не понимаю я. Но вот отчётливо понимаю следующее – мне до одури хочется сейчас целовать ее сладкие губы, оставлять на них следы своей страсти, которые бы кричали остальным – она не свободна. Она моя.

– Я так хочу, – дрогнувшим голосом сообщает девушка, обнимая мое лицо своими мокрыми от пены ладошками.

– Твое желание – закон, – улыбаюсь своей малышке, склоняясь к ней и проводя губами по ее щеке. И думал ограничиться только щекой, однако Элизабет сама подставляет губы.

Проклятье!

Я сорвался.

Поцеловал ее – жадно, прижимая хрупкое тело к себе, делясь с ней своим воздухом. Я сорвался, но изо всех сил контролировал себя – поцелуй, только поцелуй, ничего более.

И отстранился от нее сразу же, когда почувствовал соль ее слез на губах.

Черт! Это я?..

– Что случилось? Я что–то… – поднимаю ее опущенную голову Лиззи, заглядываю в глаза, полные слез, и надеюсь, что виноват не я.

Твою ж!..

Она качает головой, всхлипывая, пытается что–то произнести, но у нее не получается – ее голос утопает в рыданиях.

И я не знаю, что делать – сидеть так, сдыхая от давящей вины, обнимая ее, или же встать, хоть из–под земли достать тех ублюдков и… И остальное лучше применить сразу на практике.

Второй вариант отпадает сразу, как только моя девочка доверчиво обнимает меня за шею, прижимаясь, ища поддержку. Отпадает, но лишь на время.