Давным-давно, когда мы с Юлей только познакомились, случился у нас первый конфликт и дело дошло до повышенных тонов. Даже не помню, из-за чего поругались, но разрешился он тем, что я сказал: «Милочка, если ты хочешь со мной разговаривать, возьми, пожалуйста, нотой ниже. А то может создаться впечатление, что ты по жизни пивом торгуешь». «Ладно, — сказала она, — но только ты пообещай, что никогда больше не будешь употреблять это омерзительное слово». Я расхохотался. От мамы, говорю, перенял. Она когда злилась на кого-то всерьез, говорила «милочка», и это означало сигнал опасности — всё, кранты, сейчас будет ядерный взрыв.

— Хорошо, что не забыла.

— Такое запоминается.

— А теперь честно мне скажи — ты своим слила?

— Да. Но как, Вов? Как можно иначе?

— Ты — идиотка. Посоветоваться не могла? Предупредить? Ты видела,

Ты видела, под кого ты нас всех подставляешь? Вдовой хочешь остаться?

— Ты бы запретил. А я не могла мимо пройти. Профессиональный инстинкт, извини.

— Давай ты в следующий раз еще какой-нибудь инстинкт используешь? Материнский, например.

— Ну ладно, не сердись. Все же хорошо в результате закончилось.

— Да, но все равно, милочка, так не делают.

— Прекрати! У меня от этого чесотка начинается! И поняла я уже все, поняла. Вообще-то, кое-кто мог бы обратить внимание на мою юбку и на то, что пуговицы на блузке я застегивать не стала в ожидании кое-кого…

Это нам так казалось. Что хорошо все закончилось.

И не без оснований казалось. Месяца не прошло, вызывает меня Аркадий Самойлович на разговор. Один на один. Часа полтора мы просидели, было что обсудить.

— Вот, смотри, — сказал он, — какая нарисовалась картина. Эта вся бодяга с «Центральной» закончилась, слава богу, без последствий — если не считать, конечно, прокурора, но это не наша забота. К нам претензий нет. Мало того, есть благодарность, что все прошло удачно, хотя и с помарками. И к тебе тоже люди пригляделись, раз уж ты на глаза попался, и ты понравился — хороший, говорят, парень, вызывает доверие.

— Кто говорит, что за люди?

— Ты слушай, не перебивай, и помни — не всё твоего ума дело. Пока, во всяком случае. Короче, вот про что базар. Есть серьезные люди, у которых возникла потребность, и она долгосрочная. Их бабкам — тоже серьезным — здесь становится тесно. Даже мы с нашими объемами не можем им уже ничего предложить особо интересного. А бабло не может лежать просто так, оно протухает, его надо инвестировать. Не говоря уже о том, что в таких объемах его здесь демонстрировать не с руки, могут возникнуть ненужные вопросы. Поэтому оно должно отсюда исчезнуть, всплыть в другом месте и там работать. Понятно излагаю?

— Понятно. Только я здесь где?

— Вот, тут мы переходим к тебе. Нам нужен боковик — дочка, по сути, красногоркинская, но с наглухо обрубленными концами, — чтобы никто ниникогда, даже если сунут нос, родства нашего не обнаружил. Никакими бумагами, контрактами там всякими и договорами, такие вещи, Володя, не решаются. Все, в конце концов, стоит на людях. Есть порядочный человек, можно ему доверять — будет дело. Нет — ищи другого. Вот ты, по нашим понятиям, такой человек — Илюшин друг, и вообще. Ты сколько уже с нами?

— Шестой год.

— Ну, значит, много чего видел — в курсе, в общем, как реальная жизнь устроена.

— В общем, да.

— Предложение к тебе, значит, такое. Вот эту всю суету, которую мы на тебя здесь взгромоздили, заканчиваешь, сдаешь дела и начинаешь самостоятельный проект. Где, как, чего, регистрация и прочие подробности — не парься, это все сделают без тебя. От тебя нужно одно — имя. И ответственность, конечно. Ты отвечаешь передо мной, больше не перед кем, я — перед партнерами.

— Понимаю.