Платина и шоколад - Чацкая Настя

Малфой обернулся и взглянул на Забини, который спокойно наблюдал за реакцией друга на открывшуюся картину.

— Всё нормально, — Драко ещё раз вздохнул, прикрывая глаза. — Пошли. Пока грог не остыл.

Стерпев похлопывания по плечу от всепонимающего Блейза, он вернулся в “Три метлы”, а когда сел за своё место и поднял взгляд в окно, парочки через дорогу уже не было.

Воображение сразу услужливо нарисовало несколько ярких картин, в которых Миллер зажимал грязнокровку в каком-нибудь пустом переулке и вовсю шарил у той под юбкой.

Действительно. Не зря же надела.

Дешёвка херова.

* * *

Тишина библиотеки всегда успокаивала нервы Гермионы.

Особенно если время уже заходило за десять вечера. Когда Ирма Пинс, как обычно, дремала за своим рабочим местом, склонив голову над одним из любимых талмудов, а в лабиринте из шкафов и столов, освещённом только тусклым светом свечей и нескольких ламп не было ни одной живой души.

Это место всегда погружало в состояние умиротворения. Всегда, но не сегодня.

Грейнджер уже почти привычно не воспринимала ни единого слова из раскрытой перед носом книги. Так бывало всегда, когда мысли забредали не в ту степь. Она размышляла о том, как завтра вести себя с Куртом, от которого сегодня ей едва удалось отделаться. Кажется, он всерьез полагал, что девушка настроена пригласить его к себе в спальню.

От этого осознания щёки Гермионы налились румянцем.

То представление, что они провернули… что она провернула перед Малфоем теперь казалось ей глупой и бессмысленной затеей. Но, по крайней мере, этот кретин понял, каково это — смотреть на подобные поцелуи со стороны. Как их с Пэнси.

На сегодняшнем ужине он так самозабвенно вылизывал рот Паркинсон изнутри, что Гермиона какое-то время просто сидела, позабыв о еде, не имея сил оторвать от этой картины глаз. Благо, Рон и Гарри ничего не заметили — остаток дня они посвятили страстному обсуждению встречи с Шустрыми Мётлами Брай. И от этой беседы ребят было не оторвать даже кричалкой, сообщающей, что их подруга за последние сутки позволила попробовать себя двум чужим языкам — притом один из них был малфоевским. Снова.

Она закрыла глаза.

Мерлин.

Не хотелось его ни знать, ни видеть. Если Миллер обладал умением внушать доверие и уверенность, то Малфой имел чудесный талант говорить вещи, от которых любая выдержка за минуту срывалась и летела к чертям. Вместе с ним самим.

Да чтоб его.

Под веками заплясала картинка, жутко смутившая её в Хогсмиде — прикрытые тёмными ресницами глаза Курта, странно-неправильные губы, слишком мягкие, слишком прижимающиеся к её рту, душащие.

Она провела кончиками пальцев по шероховатой странице учебника и вспомнила жёсткие волосы, в которых путалась руками, сидя за столиком в открытом кафе. Слишком длинные. Слишком не-такие. И не спасал даже факт того, что в сознании в момент поцелуя стоял совершенно другой человек.

На которого она смотрела до того, как Курт прижался к ней. Взгляд Драко был таким ядовитым, будто его вот-вот вырвет. Сначала он сверлил её своими глазами из-за столика, а затем и вовсе вышел на улицу, и Гермионе показалось, что он сейчас сделает шаг к ним, чтобы... чтобы — что? Оттащить Курта от неё, который слишком увлёкся?

С Куртом тоже было много “слишком”, но не того, что горело, казалось, в самих костях с Малфоем. И от осознания, что она произнесла, действительно мысленно произнесла это, глаза чуть не распахнулись. Гермиона не позволила. Только плотнее зажмурилась, не желая возвращаться в настоящее время.