Платина и шоколад - Чацкая Настя

— Твою мать, Паркинсон, — зарычал он, резко оборачиваясь, заставляя её сделать непроизвольный шаг назад. Зашибись. Пусть тебя однокурсники начнут бояться. Вообще. Жесть. — Хватит доставать, ладно?

— Я тебя не...

— Так... слушай меня внимательно. Ты слушаешь? Из нас двоих трахаю я, а не ты, ладно? Усвой это, блять, ладно?

— Ну и какого ты имеешь в виду?

— Просто подумай, ладно? Иногда это так полезно — думать.

Ладно. Она молча смотрела, как он злится. Набирал грёбаные обороты. Да в тысячу раз хуже, его несло и заносило на поворотах так, что мозги вылетали. А Паркинсон терпела. Как будто должна была это терпеть. Как обязанность. На фиг такую обязанность.

— Что с тобой происходит? Всё было в порядке десять минут назад.

Я не знаю, к чёртовой матери, не имею-блять-понятия, что происходит, Пэнси.

Он просто перестал воспринимать её. Всем своим существом выталкивал из личного пространства это неправильное, не то тело. Просто находиться рядом… не мог.

Потому что — какого фига это Пэнси? Какого фига он хочет, чтобы это была не она? Потому что он окончательно ёбнулся.

Прав был Блейз.

Неутешительно. Ладно.

А теперь возьми себя в грёбаные руки.

— Ничего. Идём, иначе опоздаем.

— Опоздаем?

— Незнакомое слово?

— Да здесь вообще-то кое-что важное решается.

— Снятые очки — это тоже очень важно, Пэнс.

И, встретив недоумённый взгляд:

— Господи, мне на лоб нужно нацепить этот сраный значок старосты, чтобы ты не забывала о моих обязанностях?

Паркинсон не двинулась.

Он фыркнул. Развернулся, пошёл, глядя зачем-то прямо в центр расписного витража далеко впереди коридора. Смотрю и не вижу.

Супер. Так бы всегда.

А через секунду…

Пальцы на локте.

— Ладно, прости. Я знаешь, что? Я не права. Ты просто не в настроении и…

Что он скажет? Просто я-не-хочу-чтобы-ты-касалась-меня.

Съел эти извинения. Проглотил и даже не поперхнулся.

Пэнси извинялась, а у него… так пусто.

— Драко, я хочу, чтобы у нас всё было нормально. Ты понимаешь?

— Ага, — взгляд упал на выплывших из-за угла гриффиндорцев. Уизли и Грейнджер. — Понимаю.

У неё глаза сияют с самого утра.

Какого ты так счастлива, чёртова сучка. Или этот раздолбай источает гормоны радости?

Даже на зельях — Малфой видел — улыбка почти не покидала губ гриффиндорки. Губ, которые хотелось смять своим ртом. И утонуть в ощущении того, как она ответит, как прижмётся к нему. Так сильно и правильно… утонуть.

Ага. Плыви, не переплыви. Головой ударился, блин. Остановите Землю.

— ...мы же можем вернуть, как было. Ты тоже так думаешь?

— Ага.

Она улыбалась так широко и искренне. Как никогда — ему. И с какой бы радости, если ему это никогда не было нужно? Ни от кого вообще. И тем более, от неё. Пофигу, что каждый сон о ней. Пофигу, что не только сон, но и каждая мысль.

Ах, да. Ещё сегодня они спали вместе. И забудь, нафиг, об этом немедленно. Это было огромной ошибкой. Проявление хреновой жалости. Да, конечно жалости.

А сейчас что изменилось?

Ничего.

Ого. Это стоит запомнить. Ничего не изменилось? Это отлично, Малфой. Просто отлично. Но что тогда за херня происходит?

— А завтра мы могли бы вместе позаниматься... чем-то приятным. Отыскать выручай-комнату. Вместе. У меня столько новых идей, я бы попробовала... столько всего.

Заискивающий голос Паркинсон исчез. Просто — раз — и его нет, вообще. Потому что идущая впереди Грейнджер обернулась и посмотрела прямо на Драко. Бля, он мог поклясться, что взгляд этот коснулся места соединения их с Паркинсон тел, прежде, чем отвернуться.

И он сделал что-то совсем неправильное.

Наверное, неправильное, судя по реакции слизеринки. Но так нужно было сделать.

Малфой сбросил с локтя ее руку. Встретил недоуменный взгляд.

Взгляд, который едва не прожёг в нём зияющую язву.